— Пускай перекричат, а все-таки кричать надо! Я по этому делу непременно буду писать министру, поеду наконец сам в Петербург и добьюсь, чтобы прислали оттуда особую комиссию.
— За что же вы здешние власти хотите так оскорбить?
— Потому, что здесь все мошенники.
— Merci! Поблагодарят же они вас за подобное мнение! — сказала madame Базелейн заметно уже сухо.
Бакланов начал наконец удивляться тому, что это эфирное существо не прилипает всею душой к его благородным стремлениям.
Прекратив разговор о службе, он начал говорить ей любезности и уверять ее, что он в ней первой здесь встретил петербургский, а не провинциальный тон.
Madame Базелейн на все это насмешливо только улыбалась.
Бакланов раскланялся.
Базелейн обратила вслед за ним почти свирепый взгляд.
«Что это, пугать, что ли, он приезжал?» — проговорила она и задумалась.
Бакланов между тем, выйдя на улицу и идя по тротуару, увидел, что впереди его шел подбористый генерал, с которым он обедал у Эммануила Захаровича.
Он нагнал его.
— Скажите, пожалуйста! — начал он прямо: — не имеете ли вы какой-нибудь власти над здешним гарнизонным полковником?
— Я? — спросил генерал, как бы несколько даже обидевшись: он был прямой и непосредственный начальник полковника.
— Прикажите или посоветуйте ему… мы имеем с ним одно общее дело по убийству Коклевского…
Генерал шел, николько не убавляя шагу.
— Он имеет дело о дровах и воздухе с полицеймейстером и хочет его выиграть, кривя душой в другом деле.
Генерал начал уже тяжело дышать: с дровами и с воздухом он сам был связан всеми фибрами своего существования.
— Тут убийство, помилуйте! — не отставал от него Бакланов: — мы должны быть мудры, яко змеи, и чисты сердцем, яко голуби…
Генерал наконец обратился к нему.
— Позвольте вас спросить, к чему вы мне это все говорите на улице, голословно? — спросил он.
— К тому же!.. — отвечал Бакланов и не знал, как докончить.
— Если вы встретили какое-нибудь злоупотребление по службе, продолжал генерал пунктуально: — не угодно ли вам отнестись ко мне бумагой.
— Я отнесусь и бумагой, — отвечал Бакланов.
— Сделайте одолжение! — отвечал генерал и повернул в первый попавшийся переулок.
«Что это так их всех против шерсти гладит?» — подумал Бакланов, и вечером, когда он приехал в клуб, Никтополионов встретил его первым словом:
— Что вы, батенька, тут творите?
— Да что, сражаюсь, бьюсь! — отвечал Бакланов, самодовольно садясь.
— Хорошенько их! — воскликнул одобрительно Никтополионов; а потом, наклонившись к нему, на ухо прибавил: — в Петербург-то главное, напишите; этого они очень не любят: и к своему-то, и к внутренних дел вальните…
