Софи сейчас же дернула за сонетку, и сейчас же затем вошла в комнату Иродиада.
— Дай мне капель, — сказала Софи.
— Каких-с? — спросила та в удивлении.
— Ну, каких-нибудь!
Сметливая горничная поняла наконец, что госпожа приказала ей, чтобы что-нибудь приказать; а потому, налив в рюмку простой воды, принесла ее вместе с свечой.
— Вам минут через десять прикажете подавать-с? — спросила она с улыбкой.
— Нет, через пять, — отвечала Софи.
Иородиада ушла.
Портрет Ленева от принесенного огня выглянул из рамы.
Бакланов стоял взволнованный, сконфуженный и растерянный.
Софи подошла к нему.
— Смотрите, вон он сойдет и убьет вас! — сказала она, показывая на мужа.
Бакланов не мог удержаться и взглянуть на нее. О, как она была прелестна.
— Прощайте! — сказал он.
— Прощай, — сказала ему и Софи, целуя его по крайней мере в сотый раз.
На дворе была настоящая уж буря: гремел гром, и шел проливной дождь.
6
Простота провинциальных нравов
Настоящий прокурор был болен. Бакланову, с самых первых шагов, пришлось исправлять его должность: в это время, разумеется, ссылались люди на каторгу, присуждались тысячные имения от одного лица к другому, и все это наш молодой юрист должен был проверять и контролировать, — но — увы! — кроме совершенного незнания всех этих обязанностей, у него в воображении беспрестанно мелькали хорошенькое личико Софи, ее ручка, ножка… В одно из присутствий, когда он сидел и держал глаза более механически устремленными на бумаги, вошел сторож-солдат.
— Мозер, ваше высокоблагородие, вас спрашивает, — сказал он.
— Что? — переспросил его Бакланов.
— Мозер, ваше высокородие! — повторил солдат.
— Я ничего не понимаю, — сказал Бакланов, обращаясь уж к прокурорскому письмоводителю, сидевшему тут же за столом.
— Это, верно, управляющий здешним откупом, — объяснил тот.
— Спрашивает вас, ваше высокородие, — повторил еще раз солдат.
— Так пускай войдет сюда!.. Что ж мне итти к нему? — сказал Бакланов.
— Позови сюда, какой ты глупый! — сказал солдату и письмоводитель.
Сторож повернулся и пошел как-то нерешительно: он, кажется, сильно удивлялся, что как это так мало оказывают внимания господину, у которого столько водки.
Тотчас же после его ухода вошел знакомый нам Иосиф Яковлевич.
Сначала он с нежностью пожал руку у письмоводителя, а потом подошел к Бакланову.
— Так как, васе высокородие, Эммануил Захарыц не так, знацит, здоровы теперь: «Поди, говорит, и праси гаспадина здряпцаго кусать ко мне».
— Кто такой? Что такое? — спрашивал Бакланов, привставая и в самом деле решительно ничего не понимая.
