— Смотрите, — проговорил удивленно Антон, — так и написано — Ладья.
— Для таких, как ты, и написано. Чтоб не перепутали.
— А вы хотели бы, чтобы тут было написано «доски»? — отозвался Врач с раздражением. Он обнимал плечи смуглой дамы, стоявшей безучастно, бросив по бокам руки, как плети.
— Нет, нет! — продолжал воодушевившийся Антон. — Помните, я говорил с самого начала, мы зачем-то очень нужны там, куда нас отправляют, куда перевозят. Не в Хароне же, право, дело, он просто лодочник. В особом смысле, разумеется. Кому мы нужны? Зачем? На наши вопросы мы вряд ли найдем ответы здесь, на этом берегу, но я убежден: Ладьи — это еще не конец…
Харон очень внимательно посмотрел на него. Врач сказал:
— Один эмбрион говорит другому: «Вы знаете, коллега, я тут долго и обстоятельно размышлял и пришел к выводу, что роды — это еще не конец!» А тот ему отвечает: «Ты, — говорит, — совсем трехнулся. Ну подумай своей головой бестолковой, ведь оттуда сюда обратно еще никто не возвращался!» Так что все убеждения наши… — Врач махнул свободной рукой и отошел с женщиной.
— А вы как думаете? — Антон спросил Листопада, который покорно стоял, прижимаясь плечом к гранитной твердости локтя Перевозчика.
— Обложил бы ты его, парень, да леща двинул бы хорошего, — посоветовал Харон. — Что ему все чего-то больше всех надо? Ведь последний раз видитесь, случая уже не будет.
— Я думаю, что Локо и Псих просто сговорились, — сказал Листопад.
— Ты сомневался?
Внутренний зуд, гул, как отголосок неразборчивого эха, утвердился в Перевозчике и занял полагающееся место. Теперь он будет только нарастать, вплоть до самых последних нестерпимых аккордов, финального крещендо, но и тогда останется непонятным, ошеломляющим, чужим.
Но до этого еще далеко. «Как до Того берега», — позволил себе усмехнуться Харон.
— Не знаю, не знаю, не уверен, — глубокомысленно протянул Клетчатый Антон, — они безусловно владеют какой-то информацией, и в том, что говорят, я вижу смысл…
— Вон он готов тебе выдать информацию. Видь свой смысл на здоровье. Без тебя погано.
— Вот это правильно, Только больно ты, парень, тих. Неужели боишься? Тебе что было сказано — не дрейфь!
Псих, задрав бледную мордочку — он вообще был хлипковатый, — продекламировал:
Там, бесцельно блуждая по полям асфодела,
Не касаюсь стеблей и цветов бледно-желтых.
Над страною печали тоскливая нота
Через черную Реку меня призывает
Просто на берег выйти…
— Ну-ка повтори, повтори!
Харон потянулся к Психу, желая приблизить, но явились договорившиеся наконец сами с собой танаты. Все завертелось.
