Всю ночь не спал, размышлял над этим молнией сверкнувшим видением. Пытался еще раз вызвать его в памяти. Тщетно. От видения остались ускользающие клочья тумана и ощущение чего-то невыразимого, расплывчатого и смутного, как музыка».
«Ишь ты, — невольно подумал я. — Пишет-то как. С претензиями на литературную изысканность». Но дальше из-под его пера посыпались такие солдафонские грубости и оскорбления, что от гнева у меня потемнело в глазах.
«Боже мой, это же мозгляк, жалкое ничтожество, — пишет этот негодяй. — Присмотрелся сегодня к штурману повнимательнее и ахнул. Как я мог это ничтожество считать космической персоной? Что со мной случилось вчера? Затмение? Правда, внешне это мужик видный, представительный. Но ничего яркого, ни одной запоминающейся черты, ни одного оригинального штриха. Серость. И эта посредственность, говорят, занимается живописью. Представляю, какая это бездарная мазня».
Хотел я бросить чтение, но дальше опять невероятное. Комплименты по моему адресу? Вот уж не знаю — комплименты ли?
«Я разбит! Раздавлен и уничтожен! — восклицает старпом. — Как я ошибался! Подкрался как-то я к штурману, углубившемуся в свою картину, взглянул на полотно, и меня будто оглушило, захватило и затянуло в запредельные тоскующие дали. Сильная картина! Она за пределами человеческих возможностей. Ее мог создать либо какой-нибудь сверхгений, либо… Сатана. А не тороплюсь ли я со своими метафизическими подозрениями?
Нет, не тороплюсь! Через несколько дней мельком увидел его новую картину «Синие звезды», и меня охватил восторг и… ужас! На картине корабль, похожий на наш фрегат, подгоняемый бушующим светом невероятно синих и страшных звезд, летит навстречу своей гибели, в какую-то прожорливую космическую прорву. Что это? Пророчество Сатаны?..»
«Опять Сатана», — усмехнулся я. Картина и в самом деле сильная и до того жуткая, что я сам испугался. Но оторваться от нее не мог и писал украдкой, втайне даже от капитана. А старпом все же ухитрился и выглядел. Вот нахал!
Я перевернул следующую страницу, но там пусто, записи обрываются. Я запрятал тетрадь подальше и поспешил к капитану. О дневнике ему, конечно, ни слова, но рассказал о пьянке, о своих подозрениях относительно команды и боцмана.
— Чепуха! — махнул рукой капитан. — Боцману верю, как самому себе. Он мой давний друг. А команда…
— А команду ты зря поручил набрать этому мерзавцу!
Не на шутку рассердившись на этого мягкотелого и доверчивого человека, я вскочил на ноги и начал ходить из угла в угол.
