Мы пустились в плавание, изо всех сил стараясь не отстать от Николаси, который возглавил команду. Он продвигался вперед энергичными толчками, его оружие свободно болталось на ремне. Сопротивление среды в скафандрах и так преодолевалось медленно и трудно, а мы еще тащили на себе оружие. Каждый шаг вперед и взмах руками давался с великим трудом, каждое движение корпусом требовало усилий, к тому же мы практически ничего не видели перед собой. Лампы шлемов могли разогнать мрак не более чем на десять-двадцать метров во всех направлениях, и дверь, через которую мы прошли, быстро затерялась во тьме. Я почувствовала подступающую панику и страх: если компасы выйдут из строя, мы никогда не найдем выход отсюда.
Однако компасы не подвели, а Николаси решительно сохранял темп.
Через две минутя плавания он крикнул:
— Я вижу стену! Она прямо перед нами.
Пару секунд спустя я увидела ее своими глазами, парящую в розовом сумраке. Испытанное мною чувство облегчения слегка подпортил ее внешний вид. Стена оказалась невыразительной, бледной плоскостью, утопавшей во мраке по краям, где кончалось освещение.
— Здесь нет двери.
— Возможно, мы немного отклонились от курса, — предположил Николаси.
— Судя по компасу — нет.
— Тогда, возможно, двери смещены в сторону. Это не важно, мы найдем их, простучав стены, и вырежем под углом к месту высадки.
— Если здесь есть дверь.
— Если ее здесь нет, мы проложим себе путь с помощью оружия.
— Я рада, что вы всё так хорошо продумали, — вздохнула я, поняв, что Николаси говорит серьезно.
Стена приближалась. Чем меньше метров до нее оставалось, чем яснее она высвечивалась огнями наших ламп, тем больше я осознавала: в ней было что-то неправильное. Совсем пустая стена, лишенная стоек или панелей, отверстий или элементов корабельного оборудования, — но не просто сделанная из цельного куска плоскость, как можно было ожидать от массивной переборки космического корабля, изготовленной промышленным способом. Непонятная структура материала, качеством напоминающая волокнистую поверхность дешевой бумаги. Вдоль стены тянулись слабо различимые линии, чуть более темные, чем остальная поверхность, но не складывающиеся ни в какой определенный геометрический узор. Они закручивались, разветвлялись и соединялись вместе из совсем нечетких второстепенных линий, утончаясь на концах, как прожилки на листе дерева.
С внезапным тошнотворным озарением я поняла, что представляла собой эта стена. Когда ладони Николаси прикоснулись к поверхности, она спружинила, как батут, концентрируясь в точке воздействия, и затем отбросила его назад. Николаси отлетел прочь на некоторое расстояние, пока сила противодействия не скомпенсировалась вязкостью окружающей нас жидкости.
