Поступок — это когда Василий Сидоров на станции Восток в отчаянной ситуации принял решение из двух размороженных дизелей монтировать один и раскручивать его вручную.
Поступок — это когда Завьялов и Ляхов с айсберга прилетели на двух «Аннушках» эвакуировать с антарктического побережья группу Владислава Гербовича, а одна «Аннушка» оказалась неисправной, и люди решали: «Кому на каком самолете лететь?»
Поступок — это прыжок в тонущий самолет радиста Михаила Гипика.
Я знаю десятки поступков полярников, летчиков, моряков. О многих уже написал, а за другими, которыми необходимо наделить персонажей будущей повести, летел к Сидорову. Мы уже договорились о том, что разрабатывать сюжет и персонажей будем вместе.
Все (кроме спящего Левы) оживились: в грузовой отсек вновь зашел озабоченный радист — с интервалом в полчаса он проверял, в порядке ли лобовое стекло для «Жигулей», которое он вез домой в Черский.
— Зря беспокоишься, — отзывчиво сказал один из нас, — мы все осколки аккуратно собрали в мешок.
Радист ахнул, схватился за сердце, торопливо проверил, погрозил нам кулаком и ушел в пилотскую кабину.
Смех разбудил Леву, он открыл глаза, взглянул на мое осунувшееся лицо и безмятежно сказал:
— Не знаю, как ты, а я выспался. Перекусим? Нужно соблюдать режим, не забывай, что я в законном отпуске.
Мы перекусили и стали мечтать о прекрасной жизни, которая ждет нас на куполе Вавилова.
— Вася писал, что у нас будет отдельная комнатка, — поглаживая густую бороду, припомнил Лева. — Пока ты будешь сидеть за столом и напрягать свои бедные извилины, мы с Васей настелим полы в кают-компании, соорудим сауну… Попа-аримся…
Баня — Левина слабость. В санно-гусеничных походах из Мирного на Восток и обратно, в которых Лева дважды бывал механиком-водителем, походники очень скучают по бане, и Лева с его неистощимой изобретательностью придумал почти что цирковой трюк: в балке намыливался, голышом выскакивал на снег (это при антарктическом морозе!), товарищи не мешкая выливали на Леву два ведра горячей воды, и он пингвином прыгал в балок — вытираться. А потом, когда идея овладела массами и многие стали принимать такую «баню», Лева и походный доктор Юрий Шевченко стали ежедневно мыть ноги «путем пробежки босиком по Антарктиде» — тоже получились отличные кадры для любительских кинофильмов.
Из Антарктиды Лева, специалист по использованию техники в условиях сверхнизких температур, вывез кроме научных материалов пламенную любовь к полярным широтам и обживающим их людям (которые с той поры редкую неделю не ночуют в гостеприимной квартире Череповых). О ледовом материке он может рассказывать часами, особенно о пингвинах, с которыми за год зимовки крепко сдружился и «даже переписывается», как не без сарказма утверждает его жена Эля. Впрочем, женщины редко разделяют любовь мужа к чему-либо иному, кроме как к своей особе, — главная причина того, что после зимовки в Антарктиде полярные широты Леве только снились. И если бы не настойчивый и льстивый хор Левиных друзей, вряд ли он получил бы высочайшее разрешение провести отпуск там, где его еще никто и никогда не проводил. Добавлю, что немаловажную роль сыграло и письмо Сидорова, в котором вскользь, между прочим отмечалось, что на острове Октябрьской революции, как и в Антарктиде, нет ни одной женщины — обстоятельство, вызывающее у всех до единой жен полярников глубокое и понятное удовлетворение. Правда, ко времени посадки на Диксоне Лева успел познакомиться и провести душевные беседы со всеми тремя молодыми попутчицами, но я клятвенно заверяю, что завязавшиеся дружеские отношения навсегда оборвались в ту минуту, когда Лева закончил перетаскивать на полосу два центнера багажа попутчиц — благородное деяние, которое даже при самом пылком воображении нельзя приравнять к супружеской измене.
