Он увидел непристойный небесный собор и все проделки ангелов-хранителей, огненный ландшафт его Эдема, каждое безобразное существо, которое он создал, каждый ужас, что наплодило его воображение. Он швырнул зеркало, разбив его вдребезги, и повернулся к леди Саттон.
— Что?.. — вопросил он. — Что это?
— Ну, ты же бог, Диг, — захохотала леди Саттон, — и должен знать, что бог может создавать все только по образу и подобию своему. Да, ответ очень прост. Превосходная шутка, не так ли?
— Шутка? — Смысл происходящего громом прогрохотал в его голове. Вечно жить с отвратительным собой, над собой, в окружении себя… снова и снова повторяться в каждом солнце и звезде, в каждом живом и мертвом предмете, в каждом существе… Чудовищный бог, сытый собой по горло и медленно, неотвратимо сходящий с ума.
— Шутка?! — закричал он.
Он бросился вниз головой и поплыл, уничтожив контакт с массой и материей. Он снова был совершенно один, ничего не видя, ничего не слыша, ни к чему не прикасаясь. И пока он неопределенный период времени размышлял над неизбежной тщетностью своей следующей попытки, он совершенно отчетливо слышал далеко внизу знакомый смех.
Такого было Царствие Небесное Финчли.
— Дай мне силы! О, дай мне силы!
Она прошла через сверкающую завесу следом за Финчли, маленькая, стройная, смуглая женщина, и оказалась в подземном коридоре замка Саттон. На секунду она была поражена своей молитвой, полуразочарована тем, что не обнаружила страны туманов и грез. Затем, с горькой усмешкой, она вновь воззвала к реальности, которой жаждала.
Перед ней стояли латы: стройная, высокая фигура из полированного металла, венчавшаяся изогнутым плюмажем. Она подошла к ней. С тускло мерцающей стали на нее глянуло слегка искаженное отражение: привлекательное, чуть вытянутое лицо, угольно-черные глаза, угольно-черные волосы, спадающие на лоб строгой вдовьей челкой. Отражение говорило: это Сидра Пил. Это женщина, чье прошлое было связано с тупицей, называвшим себя ее мужем. Сегодня она сбросит эти узы, если только найдет силы…
— Разорви оковы, — свирепо сказала она, — и с этого дня жизнь для него станет хуже агонии. Боже — если ты есть в моем мире, — помоги мне свести счеты! Помоги мне…
Сидра замерла, пульс ее бешено бился. Кто-то спустился тем же коридором и стоял у нее за спиной. Она чувствовала тепло — ауру присутствия, — почти непереносимое давление тела рядом с ней. Туманное в зеркальной броне лат, она увидела лицо, уставившееся через ее плечо.
