— Назад, в Баку.
— Да почему же так скоро? Разве у вас занятия не одиннадцатого февраля начинаются?
— Да, тебе верно сказали — каникулы обычно кончаются десятого февраля. Но мы еще во время каникул должны пройти практику. Я и на три-то дня с большим трудом отпросился…
— И что, совсем никак не можешь остаться? Может, я для тебя у врача нашего попрошу справку о том, что ты заболел?
— Нет, нет, мама, остаться мне никак нельзя. Ты уж поверь, это невозможно. Я дал слово, что вернусь через три дня… Декану… профессору дал слово. Если сейчас нарушу — потом совсем из доверия выйду…
— Ну, если все так, родной мой, тогда тебе обязательно надо ехать… Я никогда не соглашусь, чтобы там тебя знали как человека, который не заслуживает доверия. Если мужчина хоть раз не сдержал своего обещания — пиши пропало. Больше уж ему никогда не поверят…
— Спасибо, мама, что ты меня понимаешь. — Кафар обнял мать за плечи.
Гюльсафа совсем расстроилась.
— Но что же это они делают!.. Ты только посмотри, бога ради, что они делают! Ведь они у Bat даже положенный государством отдых отнимают…
И Гюльсафа заторопилась, чтобы успеть собрать сыну корзину с гостинцами…
Фарида еще издали увидела, что в доме зажжен свет; она взбежала по лестнице, ворвалась в комнату и прямо как была, в пальто, бросилась ему на шею, больно впилась в губы поцелуем-укусом. Кафар еле оттолкнул ее.
— Да ты — что, с ума, что ли, сошла?
— Вот так вот и высасывают из человека кровь! — засмеялась она, крепко обнимая его за шею.
Снег с пальто Фариды таял на Кафаре, он чувствовал холодную влагу даже через рубашку. Покосился в зеркало — губы распухли.
Фарида сбросила пальто на старый диван, что стоял у них на веранде, показала на корзину и сложенные на столе деревенские гостинцы.
— Это еще что?
— Мама послала…
— Значит, — расхохоталась Фарида, — это ее подарок невестке? Дай ей бог всегда быть такой щедрой. Ну ладно, ладно… О, а это что еще за камешки?
— Это гуруд.
— Да? Ну, и из чего его делают?
— Из процеженного кислого молока. Скатывают такие шарики, кладут на солнце, чтобы они высохли. А потом его хоть несколько лет хранить можно. Потому и называется — гуруд.
— Ну и словечки придумываете вы, деревенские, — засмеялась было она и вдруг снова вцепилась в Кафара. — А ну, посмотри мне в глаза. — Кафар, опешив, покраснел под ее изучающим взглядом. — Та-ак… Не зря, значит, видела я сон!
— Сон? Какой еще сон? — растерянно спросил Кафар.
— На следующий день после твоего отъезда мне приснилось, что ты виделся со своей вертихвосткой.
