Кафар вслед за матерью оглянулся, посмотрел на дом, на осевшую стену и, как и она, глубоко вздохнул.
— Да вознесутся к горным вершинам твои вздохи, сердце мое родное, не думай сейчас об этом — ведь дом наш пока еще стоит, не остались же мы на улице, верно? Слава богу, дом в два окна у нас пока есть. Просто я о будущем думаю. А появятся у тебя возможности — даст бог, построишь нам двухэтажный. Почему, скажешь, двухэтажный? Ну, прежде всего потому, что я до смерти люблю двухэтажные дома. И потом, раз уж ты теперь глава в этом доме, пусть он хоть чем-то отличается от других… Ах, Кафар, какое это удовольствие — сидеть на втором этаже, на балконе, любоваться садом, посматривать на соседей и, наслаждаясь утренней или вечерней прохладой, пить чай из самовара. Разве я не права, родной?
— Права, мама. Конечно же, права.
— Пусть господь исполнит все наши мечтания, в том числе и мои. — Тут взгляд ее упал на руки сына. — Ого, да у себя все ладони в волдырях!
— Ничего, мама, пусть! Отвык от работы, вот волдыри и повыскакивали.
— Да, пожалуй, это так…
Он спохватился — забыл спрятать от нее руки, забыл, что мать, каждый раз глядя на них, говорила: «Твои руки, сынок, как две капли воды похожи на отцовы. Только у него покрупнее были, поморщинистей…»
А сейчас вот не успел спрятать руки, и услышал, как мать еле слышно прошептала:
— Ах, Махмуд…
И оба они вздрогнули. Мать, пряча глаза, куда-то заторопилась, быстро пошла в нижний конец сада, взяла оставленную им лопату и принялась перекапывать землю под старой яблоней. Даже отсюда он видел, как мать то и дело подносила руку к глазам.
Кафар вышел за ворота и закурил, поглядывая в сторону дома Гюльназ. И, словно его взгляды имели какую-то силу, на улице появилась младшая сестра Гюльназ, улыбаясь во весь рот, подошла к нему.
— С приездом, братец Кафар! — Она посмотрела по сторонам, убедилась в том, что поблизости никого нет, и добавила шепотом: — Гюльназ наша тоже приехала. Вчера утром. — Сказала и убежала, исчезла в воротах своего дома.
Кафар не спешил уходить с улицы, и дождался — немного погодя с двумя ведрами в руках вышла из тех же ворот сама Гюльназ. Он понял, что направляется она к артезианскому колодцу, а раз так — непременно должна пройти мимо него.
«Дождаться ее или скрыться? — Кафар отступил на шаг к своим воротам. — Как я посмотрю ей в глаза? Что скажу, если спросит, почему не отвечал на ее письма? Разве сказать… Ведь рано или поздно должна же раскрыться вся эта ложь, должна же она будет узнать обо всем… Узнает — тогда все разом и кончится… Но разве уже сейчас не все кончено?..» Сердце Кафара вдруг ухнуло в какую-то пустоту, словно кто-то в мгновение ока вырвал все его внутренности. Так пусто было внутри, словно ничего уже у него теперь в жизни не будет — ни радостей, ни печали…
