Чимназ расцеловала мать — громко, весело; целуясь, они даже подмигнули друг дружке. Потом Чимназ пошла к отцу, поцеловала и его, стараясь не смотреть ему в глаза. Кафар тут же почувствовал, что дочь что-то таит от него.
— Как ты себя чувствуешь, дочка? — спросил он.
— Хорошо, папа. А ты как сегодня? — видно было, Чимназ задала этот вопрос просто так, из вежливости, и как только отец ответил ей: «Хорошо», тут же убежала на кухню. — Ой, мама, я просто умираю с голоду!
Вскоре из кухни послышался звон посуды.
Потом пришел чем-то расстроенный Махмуд. Он первым делом прошел к отцу, хмуро поздоровался с ним, так же хмуро поинтересовался его самочувствием.
— Что случилось? — встревожено спросил у него Кафар.
— Ничего.
— Как это ничего?.. Что-то ты мне не нравишься.
— Что же мне, по-твоему, петь, веселиться? Впервые в жизни Махмуд разговаривал с отцом так грубо; он осекся и надолго замолчал. Молчал и Кафар, тер свою сломанную ногу. Странное дело, пока он занят разговором, зуд вроде бы утихает, а замолчал — и нога под гипсом горит как в огне. И ничего тут не поделаешь — скреби гипс, не скреби, зуд нисколько не уменьшается.
И отец, и сын тяготились молчанием; Махмуд даже встал, собираясь выйти, но никак не мог придумать, под каким предлогом это сделать, чтобы снова не обидеть отца.
Выручила его мать:
— Разговаривать с голодным человеком — все равно что зажигать спичку около пороховой бочки. Иди, Махмуд, пообедай. Есть курица, есть голубцы. А ты, Кафар, будешь хаш?
Кафар отрицательно покачал головой.
— Ты был у следователя? — спросила Фарида, когда Чимназ, расправившись с курицей, упорхнула с кухни.
— Нет, не был.
— Почему? Ведь он же велел, чтоб сегодня ты обязательно к нему зашел.
— Ну, зашел бы, и что бы я ему сказал? — Махмуд раздраженно повысил голос, и Фарида прикрыла кухонную дверь. — Следователь хочет раздуть это дело.
— Не верю.
— Как это — не веришь? Почему, интересно, не веришь?
— Потому что сегодня у нас была мать этого ублюдка.
— Кто? Гемер-ханум? — Да, Гемер-ханум.
— Ты знаешь, она ведь тоже, как выяснилось, ученый. Доктор исторических наук!
— Ну, надо же! Да эти проходимцы все ученые! Вот еще бы тебя ученым увидеть.
— Знаешь, мама, дело так оборачивается, что вряд ли ты это увидишь.
— Что такое, что случилось?
— Ну, что тут могло случиться… Сегодня профессор Касумзаде сказал мне: если, мол, впутаете в это дело сына Муршудова, то об аспирантуре можешь и не мечтать. Даже, мол, если поступишь в аспирантуру — все равно от этого толку не будет никакого.
