– О, это уж ваша задача!
Михайловский потер виски:
– Ладно, Игнат Поликарпович, мне пора. Всего вам доброго!
Михайловский попрощался с ним, позвонил Еве и обещал, что за ней заедет.
Было уже совсем темно, холодный осенний ветер гнал опавшие листья вдоль дороги. Беседа со стариком, с одной стороны, подала новую надежду, но, с другой – так ничего и не прояснила.
…Ева выбежала из освещенных дверей, упала на сиденье рядом с мужем.
– Господи, Данечка, как я по тебе соскучилась! – засмеялась она.
Михайловский каждый раз поражался тому, как красива Ева.
– Ну что ты такой мрачный, а?..
– Ева… Ева, ты ведь не предашь меня, да? – неожиданно спросил он.
– Что за глупости! – отмахнулась она. – Поехали лучше к Сазонову… Да, был ли толк в твоих расследованиях?
– Как сказать… Будущее покажет, – неопределенно ответил Михайловский.
Николай Ильич жил в одном из сталинских домов на Ленинском проспекте.
– Даниил, Ева! – встретил он гостей с распростертыми объятиями. – А я жду, жду… Ну разве можно так опаздывать?
Михайловский много раз был здесь и уже давно привык, что в бестолковой квартире его бывшего однокурсника, а ныне – депутата и председателя одной из партий – всегда шумно и толпится множество самого разного народа. Но в этот раз его ошеломило то, как все стали пялиться на Еву. Везде и всегда на нее смотрели – наверное, надо бы уже привыкнуть к этим восхищенно-умильным мужским взглядам, которые преследовали его жену.
– Даниил, Ева, познакомьтесь – это Вадим Панов, товарищ по партии… Вадим недавно выдвинул предложение – лишать гражданства всех женщин, которые выходят замуж за иностранцев!
– А как же равноправие? – возмутилась Ева. – Мужчин тоже надо его лишать – тех, которые на иностранках женятся…
– Па-азвольте, я вам сейчас объясню свою позицию… – заблеял Панов.
– Вадик, ты не на собрании!
– Товарищи, минутку внимания…
– Ева, Даниил, прошу сюда!
Сазонов разлил водку по рюмкам.
– Штрафная…
– Ильич, нет, я за рулем! – отказался Михайловский. – И Еве тоже не наливай.
– А нашей прекрасной Еве – вина… Какого пожелаете – испанского, французского? – суетился вокруг Евы Панов.
Она наклонилась к его уху и что-то прошептала. Вадим Панов выслушал – и с кислой физиономией сел обратно. «О, моя женушка прекрасно расправляется с теми кавалерами, которые ей не по вкусу… – машинально подумал Михайловский. – Но что будет, если очередной воздыхатель не вызовет в ней отторжения?»
Почему он постоянно думал об этом все последнее время, Михайловский не знал. Может, потому, что Ева все больше и больше нравилась ему? Принято считать, что страсть со временем затихает, что после медового месяца в супружеской жизни наступают стабильные и размеренные будни – но третий брак известного беллетриста Михайловского подчинялся каким-то другим законам. Чем дальше, тем сильнее была власть Евы над мужем. И тем страшнее было потерять Еву, потерять ее любовь…
