Серебряные слезы - Татьяна Михайловна Тронина

– Хотите, я на вас женюсь?

Его огромные, молочно-голубые, абсолютно непроницаемые глаза смотрели на меня, не мигая.

– Зачем? – вздохнула я.

– Затем, что любая женщина мечтает выйти замуж. Даже при нынешней эмансипации...

– К вашему сведению, Ковальчук, мне вчера сделали два подобных предложения. А уж что было неделю назад – я молчу... Целая очередь ко мне стояла.

– Елизавета Аркадьевна, я вас понимаю – проблема выбора. Это самая тяжелая проблема для женщины, когда приходится выбирать. Метаться между ценой и качеством, так сказать...

– Вы надеетесь, что я буду благосклонна именно к вам?

– Да, – кивнул Ковальчук. – Он все несерьезно говорил, а я серьезно! Ей-богу, вы мне очень нравитесь. Я еще на первом курсе на вас глаз положил, – понизив голос, доверительно сообщил он. – Когда у вас другая прическа была.

– Польщена, весьма польщена...

– Да и разница в годах у нас весьма небольшая, да? – Он с любопытством приподнял брови.

Вопрос о возрасте мне не понравился, и я решила прекратить глупый разговор.

– Все вам расскажи... Хватит! Это ужасно – почему девицы во время сессии надевают мини, когда экзамен принимает мужчина, а молодые люди предлагают преподавателю, если она женского пола, руку и сердце?

– А чего вы хотите? – заерзал Ковальчук. – Можно и без штампа в паспорте...

Я хотела разозлиться на него, но не смогла – в конце июня в городе стояла настоящая тропическая жара.

– Я на вас докладную ректору напишу, – сказала я. – Что-то я не уверена в том, что вам нравлюсь, – у вас только пять посещений за целый семестр. Могли бы и почаще на меня любоваться. Я, вообще-то, хотела бы, чтобы мой супруг знал предмет, который я преподаю, – литературу конца девятнадцатого и начала двадцатого века. А вы футуристов перепутали с символистами, про реалистов данного периода ни слова не сказали, у Блока только поэму «Двенадцать» читали, Ахматову с Цветаевой явно не различаете...

Ковальчук моргнул – кажется, в первый раз.

– Я из-за вас в городе сижу, вместо того чтобы отправиться в заслуженный отпуск. Ладно, приходите двадцать седьмого. Если и в следующий раз не сможете ничего ответить, будем разбираться осенью, – закончила я. – И без этих глупых предложений... Запомните – вы не в моем вкусе.

– Ясно... – Он сграбастал свою зачетку и уныло побрел к выходу.

Я тоже собралась домой, но в институтском скверике, где по аллеям метался тополиный пух, столкнулась с Аглаей. Аглае было тридцать пять лет, и она преподавала в нашем Филологическом институте грамматику. Мы с ней почти дружили.