— Да, только фужеров нет. Могу предложить стаканы для воды.
— Сойдет. — Спустя минуту пробка вылетела из бутылки, и он разлил пенистое вино по стаканам. — С самой искренней благодарностью за ваш труд, — сказал он.
— Я работала с большим удовольствием, — ответила Энни и отпила вино, засмеявшись, когда пузырьки ударили ей в нос. — И пью сейчас тоже с большим удовольствием. Даже не помню, когда последний раз пила шампанское, — Пейте на здоровье. Вы знаете, что вы сама самый большой враг себе? — спросил Гарсон.
— Как это? — переспросила Энни, зажигая настольную лампу. Прозрачное вечернее небо постепенно темнело, и комнату заполнили сумерки.
— Вы ведь сказали мне, что перестройка «Фермы» займет много месяцев, и я согласился с этим, но вы так здорово все организовали, что работы закончились всего за два месяца.
Энни отпила еще вина. Ее усердие основывалось на желании показать Гарсону, как она умеет работать, хотя она не понимала, почему это так важно для нее.
— Если уж взялся за дело, надо делать его хорошо, — ответила она. — И потом, мне не хотелось злоупотреблять вашей щедростью.
— Ценю вашу честность, — сказал Гарсон и вновь наполнил стаканы. Они сели на диван.
— Хочу извиниться перед вами, — продолжал он серьезным тоном. — Я обвинил вас в том, что вы завлекали Роджера, что вы легкомысленная и алчная. Я был не прав. Совершенно не прав. Теперь я это понимаю.
Энни улыбнулась. Его слова были как бальзам на душу. Сознание того, что ее вычеркнули из черного списка, было приятно, к тому же Энни была убеждена, что Гарсон редко извиняется. Он редко допускает такие ошибки, за которые потом приходится извиняться, и это делало ее победу еще слаще.
— Мне кажется, вы собираетесь встать передо мной на колени и просить прощения, — сказала она, в ее глазах плясали искорки.
Он усмехнулся.
— Я могу пасть ниц у ваших ног, если вы пожелаете.
— Да, пожалуйста, — ласково ответила Энни. Гарсон издал отчаянный стон.
— Зачем только я это предложил? Она засмеялась.
— Пытаетесь увильнуть?
— Да нет, особенно если вы ляжете на пол вместе со мной; и тогда, — взгляд его синих глаз устремился на нее, — я могу попытаться овладеть вами.
У Энни бешено заколотилось сердце. В свете настольной лампы лицо Гарсона казалось напряженным, как у человека, охваченного страстью. На этот раз он не испытывал ее. На этот раз он имел в виду именно то, что сказал.
— Вы красивая молодая женщина, просто обидно, что вы спите одна, — сказал он низким, резким голосом.
