Теперь он уже не оставлял без ответа ни одно из её посланий. Нина не делилась со мной впечатлениями, и я лишь по обрывкам фраз, которые мне удавалось прочесть, выстраивала собственные теории относительно Саши.
— Неужели ты его любишь? — как-то вырвалось у меня.
— Люблю? — Нина вздрогнула, вцепилась мутным взглядом в моё лицо. — Нет! Наверное, нет… Он так написал.
— Что он написал? — взорвалась я.
— Что любовь и ненависть — одно и тоже. Пока не поймёшь этого, не познаешь любви.
— Псих! — в очередной раз заключила я. — Нина! Но если даже нет любви, то что тебе надо от этого полоумного? Куда ты лезешь? Тебе проблем мало? Занять себя нечем?
— Я хочу знать, — спокойно ответила она.
— Что ты хочешь знать? — обессилив от бессмысленной злобы, выдыхала я.
— То, что знает он. Он будто вкусил плодов с запретного дерева, понимаешь? Ему ведомо что-то, что ускользает от меня и делает мою жизнь невыносимой.
— Знание умножает скорбь, — с усмешкой процитировала я. — Ты пугаешь меня, Нина! Ты стала совсем другой.
— Я уже близко, — загадочно улыбнулась она. — Маш, тебе никогда не казалось, что чем больше человек знает, тем меньше ему хочется жить? Он становится пассивным, равнодушным… Будто уже ничто и не касается его, будто жизнь — это лишь тягостное ожидание смерти…
— Ты надеешься, что Морозов разуверит тебя? — я пыталась понять её. Она в ответ только пожимала плечами.
С тех пор, как началась эта путаница, Нина стала выказывать растущий интерес к одной из наших сокурсниц, Алине. То ли до неё докатились слухи, то ли она сама почувствовала, что Морозов очень уж неравнодушен к этой темноволосой девушке. Алина не любила разговоров о Саше, она вообще сторонилась откровений, но Нина не отступала.
— Совершенно больной человек! — раздраженно говорила она, сдаваясь под напором Нины. — Идеальный экземпляр для изучения Фрейда!
— Он тебе не нравится? — заглядывала в её сумрачные глаза Нина.
— Знаешь, вряд ли кому-то может понравиться человек, который называет тебя пятым элементом, без всяких предисловий приглашает в постель с тем, чтобы что-то доказать, и при этом с пеной у рта рассказывает какие-то мерзости и гадости. Он же в любой, даже самой невинной книге, умудряется отрыть какие-то нигилистские штучки!
— Он сатанист, ведь так? — опускала глаза Нина, а я чувствовала в груди какую-то щемящую боль. Мне было ясно, что она хотела бы стать его пятым элементом.
— Он — идиот! — отмахивалась Алина. А я соглашалась с ней. Особенно гадким Саша показался мне после следующих событий. Как-то раз, поджидая семинариста, мы оказались наедине с Димой, клоуном нашей группы. Этот глупый мальчишка был ненавистен всему факультету, потому что никогда не упускал возможность поиграть на чьих-нибудь нервах, заплести дурацкую интригу. Он спекулировал на чувствах грубо и жестоко. Даже из смерти родной бабушки он попытался получить выгоду, распространяясь на тему своей утраты на экзаменах, дабы выдавить слезу из суровых глаз преподавателя. Я, Нина и Дима сидели на лавочке в зеленоватой темени факультетского коридора и поджидали конца пары, когда по каким-то ему одному ведомым причинам, Дима стал приставать к Нине:
