— Имя тебе я выбрал давно, — произнес Георг. — Как же я мог не знать, не чувствовать, что ты есть? Что ты живешь?.. Пусть поможет нам Нэскей — Бог Торжества Мщения.
Пальцы Патриция коснулись лба юноши и едва заметно дрогнули, высвобождая потоки энергий.
* * *
Напиваться Сократ предпочел в одиночестве, он не выносил публичных переживаний. Как только нужный результат был достигнут, толстяк дополз до кровати, рухнул и отключился.
* * *
— Дракула, по-моему, ты впал в уныние, — констатировал Палач, созерцая старого вампира, сидящего в кресле. Дракула молча тянул вино, не реагируя на потуги молодого человека завести разговор. — Может, пойдем, отколемся где-нибудь так, чтобы небу стало жарко?
Вампир так же молча вылез из кресла, подошел к Палачу, взял его за плечо и подвел к большому напольному зеркалу в серебряной раме.
— Смотри, — сказал он.
— Куда? — удивился Палач. — Ты чего?
— Туда, — Дракула кивнул на отражение. — В зеркало.
Палач — довольно высокий, крепкого телосложения молодой человек с вьющимися волосами каштанового цвета, правильными чертами лица рыцаря-крестоносца, темными порочными глазами, и старый вампир, похожий на выбеленную временем древесную щепку, являли собою разительный контраст.
— О чем ты говоришь, Палач? — с яростью произнес Дракула. — «Отколемся»! Я уже отколол от этой жизни всё, что мог, куда ж больше? Ты что, во всем Дворце не можешь найти себе подходящую компанию и оставить меня в покое?! Ах да, теперь здесь больше нет этого толстого мерзавца, обобравшего меня до нитки, с которым ты был настолько дружен, что и вовсе позабыл о моем существовании! Тебе даже в голову не приходило поинтересоваться, чем я живу, что со мной происходит! Ты вспомнил обо мне только теперь, когда заняться тебе больше нечем и некем!
Палач с удивлением смотрел на взбесившегося вампира.
— Да чего я такого сказал-то? Я же хотел…
— Оставь меня в покое! В по-ко-е!
* * *
— Сократ! Проснись!
Некто тряс его за плечи и взволнованным голосом требовал немедленного пробуждения. Приподняв веки, он сфокусировал взгляд и увидел встревоженное лицо Олавии.
— М-м-м? — толстяк попытался приподняться.
— Сократ, от Леброна до сих пор нет никаких известий! Понимаешь — никаких!
— А что, уже утро? — он принял сидячее положение и помассировал гудящие виски.
— Уже вторая половина дня!
— Вот это я поспал…
— С ним что-то произошло! Я сердцем чувствую! Произошло что-то плохое! — Олавия разрыдалась. — Что делать, Сократ, что же нам делать?
