И все-таки это будет совсем другой рассказ: я стану старше… А если потом, когда пройдет еще какоето время, мне захочется написать об этом и в третий раз, это будет уже третий рассказ…
Галактионыч сказал нам однажды: с течением времени взгляды твои меняются, в них появляется что-то новое, на одни и те же события смотришь по-разному. И если б какой-нибудь писатель несколько раз в жизни переписывал заново одну из своих книг, полностью сохраняя прежний сюжет, рассказывая о тех же поступках и взаимоотношениях тех же героев, каждый раз все равно получались бы разные произведения: они вызывали у читателей разные мысли, даже если прочитать все подряд. Сначала мне не очень-то верилось: ну как это может так быть?! А теперь я начинаю верить. Потому что прошло всего лишь полгода с того дня, когда Галактионыч ушел из нашего класса, а я с тех пор переживал этот день не меньше ста раз и каждый раз по-другому. Галактионыча теперь нет. Нет больше и Установки Радости, мы больше не вспоминаем о ней, словно ее и не было. И произошло все так быстро и неожиданно, что никто даже не поверил, если б не случилось этого на самом деле.
Галактионыч заболел почти сразу же после своего дня рождения и еще несколько дней приходил в школу больным, пока врачи не настояли на своем. Он думал, что быстро поправится, и так и сказал нам на последнем уроке, который у нас проводил. А потом прозвенел звонок, Галактионыч собрал с кафедры все свои записи и книги и пошел к двери. Все последние дни настроение у него было просто великолепным, потому что теперь мы решили оставить Установку Радости в его кафедре надолго — до того времени, пока мы не построим другой, которой хватит на всех людей сразу. Дверь за учителем закрылась. Тогда мы не знали, что навсегда.
А еще Галактионыч говорил: человек взрослеет не постепенно, просто в его жизни выдаются иногда такие дни, когда он сразу становится старше и не меняется до следующего такого же дня. Детство кончается в один день, и взрослым тоже становишься в течение одного дня. И все это время, пока в наш класс приходили новые учителя — по одному на каждый предмет, — а мы продолжали ждать, когда же снова мелькнет в конце коридора синий халат Галактионыча, никто из нас не знал, что такой поворотный день уже караулит нас, что он совсем близко.
И он пришел. В тот день было много событий.
Андрюшку Григорьева я еще ни разу не видел таким, каким он был в то утро. Он был взъерошен и взбудоражен, раскраснелся, будто бежал в школу бегом (а этого просто невозможно было представить), и в классе долго еще не мог отдышаться.
