Прошло добрых полчаса, прежде чем инспектор Нгок Лин сошел в коридор. Едва сдерживая волнение, Донг Хам смотрел на него, но темное бесстрастное лицо ничего не говорило постороннему.
– Я скоро вернусь, – сказал инспектор. – Тем временем никто, в том числе и ты, не должен входить в дом. Понятно?
Донг Хам кивнул. Он был чересчур напуган, чтобы задавать мучившие его вопросы.
Инспектор жестом приказал ему выйти, вышел следом за ним, запер дверь. Он позвал шофера, который выскочил из машины и подбежал к нему.
– Ты останешься здесь и будешь смотреть, чтобы никто не вошел в здание, – сказал инспектор. – Тебя никто не должен видеть, за исключением, конечно, того случая, если тебе придется кому-нибудь помешать войти в дом. Я вернусь через два или три часа.
Выслушав эти наставления, водитель подозрительно посмотрел на Донг Хама, который с беспокойством и удивлением глядел на него. Инспектор тем временем сел в машину и быстро уехал.
Начальник службы безопасности полковник Он Дин Кхак сидел в массивном, с высокой спинкой, украшенной резьбой, кресле и часто дышал широко расставленными ноздрями.
Это был крепко сколоченный мужчина с крупной, без волос головой, узкими жестокими глазами, толстыми губами и большими оттопыренными ушами. Характер его был настолько же мерзок, насколько непривлекательной была его внешность.
Уже шесть лет он железной рукой управлял службой безопасности. Но существовали (и он знал об этом) некоторые мелкие политиканы, пытавшиеся отделаться от него.
Они доказывали, что сейчас его деятельность уже не соответствует новым задачам. Он был нужен, пока режим еще недостаточно окреп. А теперь его варварские методы и грубость характера могли только уронить достоинство правительства в глазах общественности. Чем скорее он уйдет и будет найден более подходящий человек, тем будет лучше.
Его противники приобретали все большую силу. Всем были известны необычные вкусы и порочные желания полковника Кхака. Больше всего на свете он боялся грозившей ему отставки. Отстранение его от власти означало для него потерю колоссальных доходов, которые он вымогал у тысяч крестьян и китайских кули, имевших основания бояться полиции. Он должен будет жить только на свою пенсию. Эти мысли невыносимо терзали полковника.
Утром в понедельник он был разбужен от своего отравленного курением опиума сна перепуганным слугой, которого послал к нему инспектор Нгок Лин.
Полковник Кхак сказал сам себе, что если Нгок Лин побеспокоил его не по очень важному вопросу, то он заставит его до конца жизни раскаиваться в своей поспешности.
