— Вот такие, как ты, — говорил журналист, навалившись грудью на стол и держа вилку наперевес, — такие вот чистенькие и тянут руку за «липу». А пресса потом виновата.
Бреев вывернулся. «Вот ты бы и написал про нас таких! — сказал задиристо. — И врезал бы. А ведь ты небось повозмущался, да и воспел обязательства?»
— Опять я! — расстроился приятель. — Может, и бурить за вас прикажешь? Авторучкой?
Ну, понятно, навеки они не расплевались, и потому Бреева холодный тон приятеля не отпугнул: мало ли какое настроение может быть у человека.
— Слушай, а кому там отдать ее? — спросил он.
— Кому отдать? — журналист подумал. — Да, наверное, в отдел информации. Там блондин такой сидит… ушастый, я его фамилию забыл.
Ушастый блондин оказался не совсем блондином, а серый морщинистым человеком, с длинным унылым носом. Он тоскливо посмотрел на бреевскую «фигу», вздохнул и молча выдвинул один из ящиков стола. Каких только картофелин там не было!.. Был слон; была собака с одним ухом, смахивающая породой на перекормленного пинчера; жираф без задних конечностей; шестипалая нога; была даже картошка, похожая на голову гнома, курящего трубку (Бреев вспомнил кукушкинского Черчилля).
— Урожай нынче большой, — безрадостно сказал блондин.
Бpeeв несколько сник.
— Так, может… в порядке конкурса? — спросил он держа свою великанскую «фигу» двумя руками, как малого ребенка.
— Думаете, ваша победит? — усомнился блондин и покачал носом. — Еще неизвестно кому она фигу показывает.
— То есть… что значит — кому? — испугался Бреев. — Никому. Просто игра природы.
— Интересная получается игра, — зловеще, как показалось Виктору, сказал ушастый.
Вдруг в комнату влетел еще один человек, значительно моложе блондина, но чрезвычайно полный, похожий на Швейка, с трубкой в зубах. Человек запаленно дышал, из трубки летели искры. Знай Бреев редакционную обстановку, он сразу бы догадался, что так запаленно дышать может только ответственный секретарь.
— Где?! — крикнул человек. — Ага! — И стал толстыми руками так яростно хватать картофелины, словно собрался повыкидывать их все к чертовой матери.
— Дырка! — бормотал он. — На четвертой полосе… Заткнуть нечем. — Он выбрал собаку-пинчера, но нечаянно отломил ей последнее ухо. — Э, черт, пропала!
И тут человек заметил стоящего с «фигой» Бреева.
— Вот! — закричал он, выхватывая у него картофелину, — Ее поставим! У-у-у, зверюга! Фига Ильи Муромца, а?!
— А клизму нам не поставят за эту фигу? — попытался охладить его ушастый. — Кому, спросят, показываете-то?
