В тот же день группа десантников отправилась в тыл врага. Они взяли с собой и Налета.
— А ты говорил десантнику, как и где мы нашли собаку? — спросил я у Грипича.
— Он сам поинтересовался…
— А про бескозырку? Там ведь были буквы «ПБ». Может, он что-то знает…
— Не успел разузнать. Умер вчера десантник…
Сразу после побудки меня вызвал мичман и сказал:
— Ты знаешь, что дядю Сашу откомандировали в штаб. Придется тебе, юнга, кормить нас. Справишься?
— Справлюсь! — лихо заявил я, обрадованный таким доверием.
Правда, мой опыт в поварском деле замыкался на чистке картошки и резке хлеба, а к пище я относился потребительски. Ни дома, ни в пионерских лагерях, когда ходили в походы с ночевкой, я не вникал в секреты кулинарии, считая ее не мужским занятием.
С завтраком я справился, как и подобает юным морякам. На длинном столе разложил белый хлеб, поставил миски со сливочным маслом, большой медный чайник, алюминиевые кружки по числу катерников.
Братва не высказала никаких замечаний, а кто-то даже похвалил меня за расторопность.
В радушном настроении я принялся за обед. Начистил ведро картошки, снял кожуру с нескольких больших луковиц, открыл две банки «второго фронта». Так дядя Саша американскую тушенку называл.
Это — для первого.
На второе — каша. Засыпал в пятилитровую кастрюлю гречневую крупу. Почти доверху. Залил водой и поставил на огонь.
На третье — компот. С ним гораздо проще. Кинул сухофрукты в холодную воду и жди, пока она не закипит.
Сейчас, конечно, не помню, сколько минут прошло, как стала моя каша подниматься и выползать из кастрюли. Ну, думаю, так дело не пойдет! Выползет вся — чем братву кормить буду? Нашел обрезок пенькового линя и морским узлом привязал крышку к боковым ручкам кастрюли. Каша больше не выползала. Я успокоился.
Однако, ненадолго. Новое испытание, словно всплывшая рядом с катером фашистская подлодка, привело меня в трепет. Утром я вымыл ложки и вилки, а когда стал выливать мутную воду из бачка, то оказалось, что именно в нем и находились столовые приборы. Вместе с ними блеснула ручкой, послав мне прощальный привет, и единственная наша чумичка.
Совершив непоправимый акт потопления корабельного имущества, я ломал голову, как выкрутиться из создавшегося положения? Сбегать к корешку на «555» нельзя. Мы не на стоянке. Кругом море. А я не смогу, как Иисус Христос, пройти по воде.
Еще до боя склянок, зовущих на обед, я принес в кубрик бачок с супом, поднос с хлебом и дал деру, затаившись на камбузе.
