— Только не за дорого. Мы совсем порастряслись в дороге. Из Усть-Каменогорска едем, не близкий путь.
— Берите, — сказал бородач, показывая на корзину.
— А сколько просите?
— Пятачок.
— Пятьдесят рублей за грибы? — ахнула чёрноглазая, гневно взглянув на незнакомца.
— Пятачок.
— Пятерку, что ли? — Женщина растерялась.
— Пятачок, — повторил бородач, явно наслаждаясь недоумением матери и дочери.
— Какой же это пятачок?
— Обыкновенный, латунный. А нет, так забирайте так… Корзину только верните, не моя корзина.
Черноглазая всё еще недоуменно смотрела на странного продавца, но дочь оказалась сообразительнее. Она выхватила из кармана пальтеца монету, сунула её в руку бородача и, боясь, как бы он не передумал, схватила корзину и с трудом приподняла, изгибаясь под её тяжестью, и проворно засеменила к двери. Черноглазая всё ещё нерешительно смотрела на бородача снизу вверх своими блестящими глазами-вишнями.
— Уж и не знаю… Тутошние цены мне неизвестны. Но разве это цена — пятачок… А если не шутите, спасибочко и милости прошу к нам на грибы. Каюта шестая на корме. Заходите. У нашего батька для хорошего случая всегда поллитровка припасена. Поперечного фамилию не слышали? О нём в газетах и по радио бывает — Олесь Поперечный, экскаваторщик, — це он. — И она проворно двинулась по палубе на своих коротеньких, маленьких ножках, женщина-уточка с темными блестящими глазами…
Вячеслав Ананьевич сидел, согнувшись, рассматривал чертежи, которые он пришпилил кнопками к полу каюты.
— …Ты знаешь, что сейчас сделал этот странный человек, — начала было Дина, но муж, подняв от чертежей бледное, с болезненной смуглин-кой лицо, недоуменно посмотрел на неё.
Не закончив, она смолкла, ибо в семье было заведено: когда Вячеслав Ананьевич работает, заговаривать с ним, включать радио, телевизор и вообще производить какой-либо шум не полагалось.
На цыпочках Дина пересекла каюту, взяла роман. В романе этом действие развивалось как по маслу. Правильные люди совершали правильные поступки, неправильные мешали им, и сквозь действие шла правильная любовь. Там, в Москве, и потом на самолете по пути в Старосибирск она читала этот роман даже с интересом. А вот сейчас его заслонил этот бородач с былинной шевелюрой, эти парни, девушки, эта скрипачка, женщина-уточка с её протяжным, певучим говорком, бесконечный калейдоскоп просторных, могучих пейзажей, и, вопреки усвоенному ею от мужа обычаю — обязательно дочитывать до конца однажды начатую книгу, она сунула её на дно чемодана.
