— Намекаешь, что Любава узнала, что Василиса — это Баба Яга? — удивилась я. — И все равно не понимаю, какой ей смысл чернить имя Яги и отрезать Василисе путь к возвращению? Ей куда выгоднее, чтобы Василиса всю жизнь провела в лесной избушке, притворяясь древней старухой.
— Если сейчас очернить имя Яги, а потом откроется, что ею была Василиса, Чернослав отвернется от невесты, — прозорливо заметил кот. — И тут Любавина душенька довольна: соперница опозорена, можно брать Чернослава в оборот.
— Это лишь твои предположения, — сомневалась я, — которым грош цена, если Любава не знает, что Василиса и Яга — одно лицо. И потом, куда проще разболтать всему свету, что Василиса была Бабой Ягой и жила в лесной избушке, этого уже достаточно, чтобы скомпрометировать незамужнюю девицу.
— Правда твоя, — проворчал кот. — Но проверить надо! К тому же, Любава в одном селе со Стешей живет — и ходить далеко не надо.
— Ладно, — сдалась я и взяла в руки уголек, — проверим твою чаровницу.
Список подозреваемых чародеек рос на глазах, и все имена мне были незнакомы.
— А как насчет Змея Горыныча, Соловья-Разбойника, Марьи Моревны? — спросила я.
— Горыныч на такие коварства не способен, — замотал головой кот. — У него что в головах, то и на языках. Бывали, конечно, у них с Ягой разногласия, но он хозяйку уважал. Да и не знает он о том, что Василиса место Яги заняла. Мы с Лешим и водяным порешили, что лучше Змею о том не ведать. Соловей... — Кот призадумался. — Да нет, кто его слушать-то станет? Хоть и серчал он одно время на Ягу, но то уже давно было.
— Что было-то? — Я подпрыгнула на лавке от любопытства.
— Что было, то давно быльем поросло, — отрезал Варфоломей. — А Марья Моревна, как замуж вышла, так живет в своем подводном дворце с мужем и детками и носу на поверхность не кажет.
За разговором мы не заметили, как за окном сгустились черные, как крепкий кофе, сумерки. Избушка подозрительно притихла и уже давно не принимала участия в беседе — наверное, тихонечко дремала.
— Вот ведь заболтались! — спохватился кот. — Ночь-полночь на дворе. Давайте спать укладываться. Утро вечера мудренее.
Мы с Ивом возражений не имели. Мне досталось самое комфортное местечко — на теплой печи, еще не остывшей после моих кулинарных экспериментов. Кот вручил мне ворох тряпья — ветхого, но чистого, пахнущего речной водой. Ив помог мне взгромоздиться на печь, а сам куда с меньшим удобством устроился на лавке у стены: чтобы поместиться, ему пришлось согнуть ноги. Заботливый Варфоломей подоткнул ему под голову овчину, а после устроился у меня в ногах и громко заурчал.
