Улучив минутку, Ивга привстала на цыпочки и просительно заглянула инквизитору в глаза:
— Скажите ей… А то она переживает, бедная, что у вас такая оборванная и некрасивая любовница. Она не понимает, как это вас угораздило…
Некоторое время инквизитор оценивающе смотрел ей в глаза. Потом приподнял уголки губ:
— А тебе что, стыдно? Если тебя считают моей любовницей?
Ивга вздохнула:
— Вам по рангу положены ухоженные женщины. Разве нет?..
(Дюнка. Апрель)
Старый лум говорил с женщиной. Издали Клав обознался, приняв ее за Дюнкину мать, и успел трижды покрыться потом, прежде чем понял свою ошибку. Дюнкина мать была моложе и жестче — а эта женщина казалась усталой и оплывшей, как догоревшая свечка. Лум говорил и говорил; женщина медленно отвечала, еле заметно кивала тяжелой головой, и покатые плечи ее, кажется, чуть-чуть расправлялись — хотя, конечно, Клав мог и ошибиться.
Потом женщина слабо пожала руку старика, тяжело поднялась со скамейки и двинулась прочь, почти касаясь земли дорожной сумкой в опущенной руке. Некоторое время лум глядел ей вслед, потом обернулся; рядом неподвижно стоял угрюмый, напряженно молчащий парень.
Минуты три оба следили за крупной белкой, выписывающей спирали вокруг темного дубового ствола.
— Я нуждаюсь в утешении, — сказал парень глухо.
Лум пожал плечами:
— Я здесь для того, чтобы утешать… Но тебе я вряд ли смогу помочь… Клавдий.
— А вы попытайтесь, — тихо попросил парень. — Собственно, к кому мне еще идти?..
Лум помолчал, откинувшись на спинку скамейки. Проводил белку взглядом, вздохнул:
— Я… предупреждал тебя. Ты не послушал.
— Не послушал, — согласился Клав. — Не мог послушать… Повторилось бы все… — его передернуло, — повторилось бы — не послушал бы снова.
— Жаль, — глухо проронил старик. — Ты сильнее многих… и ты непростительно слаб.
Клав ожесточенно вскинулся:
— В чем моя вина? В том, что любил… люблю ее?..
Лум поднял глаза, и, холодея под его взглядом, Клав осознал свою ошибку. Если старик хоть тоненькой ниточкой связан со службой «Чугайстер»…
Его собеседник был достаточно проницателен; некоторое время старик и юноша неотрывно смотрели друг на друга.
— Я всего лишь лум, — медленно произнес старик. — Я делаю, что умею… И ничего больше. Не приписывай мне… лишнего. Я всего лишь лум.
Клав перевел дыхание:
— Вы говорили… Что я делаю запрещенное. Что я тревожу и держу, что я наделен… достаточными возможностями, чтобы… и…
Вопрос так и не осмелился слететь с его губ.
