– Понимаю…
– Если вы любили его… Вы любили его?
– Нет, я не любила Джако, – ответила Тина после недолгого раздумья.
– А кругом все уверяют, что он был очень милым.
– Я не доверяла ему и терпеть его не могла.
– У вас не появлялось… простите меня… каких-либо сомнений в том, что он был убийцей вашей матери?
– Мне и в голову не приходило, будто можно сделать иное предположение.
Официантка принесла чай. Хлеб и масло оказались несвежими, варенье засахарилось, пирожки пережарились и выглядели неаппетитно. Чай был жидким.
Калгари пригубил стакан и сказал:
– Выходит… мне следовало сообразить, что сообщение о невиновности вашего брата вызовет неблагоприятный отклик. Всколыхнет прошлое… и забот вам всем прибавится.
– Потому что дело придется заново пересматривать?
– Да. Вы тоже подумали об этом?
– Отец, кажется, считает, что от этого не уйти.
– Простите. Великодушно простите меня.
– Почему вы извиняетесь, доктор Калгари?
– Я не люблю причинять людям неприятности.
– Смогли бы вы решиться на то, чтобы промолчать?
– Нет, ибо самым искренним образом желаю победы правому делу.
– Вы цените справедливость дороже всего?
– Да, хотя теперь я уже задаюсь вопросом, не существуют ли более важные понятия.
– Например?
Он подумал о Хестер.
– Например… невиновность.
Взгляд девушки, казалось, стал еще более непроницаем.
– О чем вы задумались, мисс Эрджайл?
Минуту-другую она молчала, потом сказала:
– Вспомнила слова из Великой хартии вольностей: «Ни одному человеку не будет отказано в справедливости».
– Понятно, – произнес Калгари. – Это и есть ваш ответ…
Доктор Макмастер оказался стариком с могучими бровями, проницательными серыми глазками и упрямым подбородком. Он откинулся на спинку потертого кресла и внимательно разглядывал своего посетителя. Своими наблюдениями остался доволен.
Калгари он тоже понравился. Впервые после возвращения в Англию ему посчастливилось встретить человека, способного оценить его взгляды и чувства.
– Вы очень любезны, доктор Макмастер. Спасибо, что согласились принять меня, – поблагодарил Калгари.
– Ради бога, – ответил доктор. – Я смертельно устал с тех пор, как удалился на пенсию. Мои юные коллеги говорят, что я должен сидеть как истукан и прислушиваться к ударам своего изношенного сердца, но мне это не по нутру. Абсолютно. Слушаю радио – блах… блах… блах… Иногда моей экономке удается уговорить меня посмотреть телевизор – флик, флик, флик. Я был тружеником, всю жизнь работал не покладая рук. Не люблю сидеть неподвижно. От чтения устают глаза. Поэтому не извиняйтесь, что отнимаете у меня время.
