В этот момент мне было трудно выдержать его взгляд. Он умел прочесть то, что от других можно было без труда утаить. Я с самого начала поняла это инстинктивно. Я сменила позу и опустила подбородок на руки, сложенные на коленях.
– Прошу вас, Ави, – сказала я, – расскажите мне о себе.
Будучи весьма умен, он отнюдь не стал этому противиться, зная по опыту, приобретенному на допросах, что немного информации о себе позволяет собеседнику расслабиться и в результате развязывает язык.
– Я родился в России, а сюда приехал в четыре года, когда здесь еще была Палестина.
Ну вот, извольте видеть – еще одна жертва сродственников моей бабушки по матери, учинявших в России погромы.
– Я очень горжусь своей страной, потому что я был свидетелем того, как она выросла буквально из ничего – из мечты, которую мало кто считал осуществимой. И все же какая-то часть меня по-прежнему остается русской. На этом языке я говорю, я люблю русскую музыку, люблю песни, которые с детства слышал от родителей.
– А вы всегда мечтали быть военным?
– Нет, – отвечает он с легкой улыбкой. – Вообще-то я хотел стать врачом… Но потом начались вещи… – Он умолкает.
– Какие вещи? – тут же интересуюсь я.
– Вы спрашиваете таким тоном, как будто берете у меня интервью.
– Вовсе нет. Просто мне всегда хотелось понять, как человек, который мечтал служить делу охраны здоровья людей, вдруг начинает способствовать их убийству.
Я замечаю, что сделала ему больно.
– Я вырос в кибуце в местечке Эмек-ха-Шароне. Мы жили бок о бок с палестинцами. Ну а потом, в 1947 году, перед войной за независимость, началось то, что вы назвали «способствовать убийству». Оккупантами были англичане, арабы стали испытывать страх и начали устраивать рейды на еврейский кибуц. Я полагаю, их логика была следующей. Если нас не будет, то англичанам не останется ничего другого, как уйти. Когда мне было пять лет, арабы напали на наш кибуц и убили моего отца. Это и заставило меня изменить представления о том, что такое мирное сосуществование.
Совершенно ясно, что Ави затрагивает какие-то потаенные струны моей души. Что-то начало происходить во мне еще тогда, когда я старалась избегать его.
– Во время событий на Синае в 1956 году, – продолжает он, – когда мне было четырнадцать, убили моего старшего брата. Тогда я окончательно распрощался с мечтой отправиться в Штаты, чтобы учиться на врача. Я понял, что необходим здесь. В Израиле у меня осталась только мать, и я не мог ее бросить…
