На первом курсе у нее появился молодой человек. Я ужасно тревожился, ходил ее встречать, все время боялся, что он сделает ей больно. Это для него она была игрушкой, очередным развлечением, а для меня она — смысл жизни. Вы должны понять, почему я возражал против их отношений. Она ужасно сердилась. Кричала, что я не имею права лезть в ее жизнь. Я тогда разозлился и сказал, что она неблагодарная. Господи! Зачем я это сказал тогда. Она заплакала, больше я не видел этого парня и не слышал, чтобы она говорила с ним по телефону.
Я думал, она с ним порвала.
Через какое-то время я нашел ее без сознания. Я испугался, хотел вызвать «скорую», но потом увидел, что она сжимает в руке какую-то бумажку. Это была записка, что в ее смерти она просит никого не винить. У меня все замерло, оборвалось внутри, потом молнией пронеслась мысль, что надо торопиться. Я потащил ее в ванную, раздел, принялся обливать холодной водой, вливал ей воду в горло, пытаясь вызвать рвоту. Наконец она очнулась. Тогда я подумал, что это, наверное, самый страшный день в моей жизни.
Потом мы долго сидели на кухне. Она все мне рассказала. Она продолжала встречаться с этим… С этим подонком. И, наконец, это случилось — она забеременела. Но вы же понимаете, это только моя дочь считала, что все всерьез. Она ведь никогда не видела мужской подлости, моя девочка. Когда она сказала, что им нужно пожениться, он сразу же «отвалил», как это теперь говорят… А она не знала, что делать, как мне сказать. И решилась на такое! Потом мы забыли об этом. Как бы забыли. Но я каждый раз, когда замечал, что она общается с каким-то мужчиной, старался… Старался удержать ее от повторной ошибки. Нет, я не говорил, что все такие, как тот. Но… Я просил ее быть осторожной, думать о себе и обо мне. Ведь она моя единственная радость, я ради нее жил!
Господи, но я же не виноват, что она не встретила настоящего мужчину. Я всегда считал, что лучше вообще ничего, чем все равно что! Она говорила мне, что нормальные мужчины на нее не смотрят. Что она некрасивая, толстая. Какая чушь! Посмотрите, какие глаза, какая улыбка — она была красавицей, это редкая, доступная только подлинному ценителю красота. Это то, что воспевали великие художники! Это не ширпотреб. Но она только еще больше злилась от моих слов. Я приносил ей что-то вкусное — она кричала, что мне плевать на ее фигуру, что я хочу только раскармливать ее, чтобы она, когда я стану совсем старым, выносила за мной горшки. Представляете? А когда я говорил, чтобы она меньше ела, она снова злилась и кричала, что я мог бы хотя бы не напоминать.
