Сегодня Аврааму было дышать еще тяжелее, чем обычно. Тупая игла сидела рядом с сердцем, не давая ему биться в полную мощь. Стоило сердечной мышце хоть чуточку расшириться, как острие незамедлительно кололо живую плоть, заставляя Авраама задерживать дыхание и морщиться от боли.
Он старел — и с каждым днем все быстрее. Хуже всего было то, что Авраам, старея, не ощущал приближения смерти. Осознание того, что оставшиеся восемьсот лет придется прожить вот таким — сморщенным, с иглой возле сердца, с несгибающейся спиной, дрожащими руками и со всеми прочими атрибутами старости, — все более убеждало Авраама в бесполезности долголетия. Последнее всего лишь бесконечная пытка старостью, страданием наблюдать медленное, но неотвратимое разложение собственного тела.
Сарра — жена Авраама — тоже старела, но как-то по-другому. Она становилась все прозрачнее и незаметнее. Легко, как будто призрак, проносилась по дому, от одного прикосновения ее легкой руки работа завершалась, не успев начаться. У каждого из супругов был свой мир.
Мир Авраама — это полутемный чулан, набитый денежными сундуками, счетными книгами, в которых не хватало места для описания всего хозяйства. Единица в книге могла означать сотню или тысячу, о чем делалась запись на обложке. Авраам не пользовался компьютерными сетями или хотя бы просто калькулятором. И вовсе не потому, что жил в глуши, удаленно от людей, и не потому, что хранившееся в твердых золотых слитках и в купюрах богатство, записанное его руками в толстые фолианты, казалось так более весомым, а просто Авраам любил цифры. Он видел, как они складываются в мистические узоры, соединял мысленно на странице цифры 6 и 9 линиями, видимыми лишь его глазу. Эти линии всегда складывались в имена Бога. Каждая страница его бесчисленных толстых фолиантов была исписана именами Бога.
Авраам не просто вел учет, это было для него чем-то большим — он молился. Годами выписывал имя Бога, как бы обращаясь к нему каждый день и час своей жизни. О чем просил Авраам? Да он и сам и не знал. Просто просил, как будто Бог сам должен был догадаться, что ему (Аврааму) нужно.
Мир Сарры также довольно аскетичен, но по-другому. Если Авраам являлся пленником дарованного ему богатства и долголетия, то Сарра, напротив, жила в заточении собственной нищеты, под дамокловым мечом приближающейся смерти. В сущности, костлявая и так была рядом — стоило только протянуть руку, но никак Сарре не хватало смелости.
