– Вы любите коктейли? «Устрицу в пустыне» или «Неотразимый»?
– Я предпочел бы кое о чем спросить вас.
– Одно другому не помешает.
– Когда вы в последний раз видели Джошуа?
Имя было произнесено. Ивонна не шелохнулась. Дени невозмутимо тянул коктейль - он ждал.
– Точно не помню, около месяца назад…
…Интересно, что ему даст эта игра в прятки? Меня никто не видел. Я примчалась к нему ночью. Нет, Джо, ты прочел мои мысли, но ты не знал меня! Да я и сама не знала, что способна на такое.
Трудно, получив два ответа - словесный и мысленный, - не перепугать их и не подать виду, что знаешь не только то, что было произнесено.
– Сколько времени вы знакомы с Гало?
– С детства. Наши семьи были дружны.
Джо был бы идеальным мужем - не от мира сего, да и не беден. Увлечения наукой у него хватало на двоих, я всегда затыкала уши, когда он заводил речь о своей работе.
– Рассказывал ли он вам о своей работе?
– Да. Но это было так непонятно. Я не хотела понимать. И в дневнике я многого не поняла. Часто думала, как смешны его наивные мечты о полном взаимопонимании. Мир держится на больших и маленьких тайнах, без них невозможна жизнь, и с чего Джо взбрело в голову, что это плохо?
– Вы получили посылку от Гало?
Откуда он знает? Ну, конечно, полиция все знает!
– Да, получила.
– Следствию необходимо с ней ознакомиться.
Самое страшное я уничтожила - сразу же, как только прочла.
– Там его дневник. Я отдам вам!
– Пожалуйста, Ивонна, достаньте его сейчас.
Он узнал обо мне все, обо всех любовниках и портнихах, о деньгах, тряпках, недомоганиях, о том, что я думаю о себе и о нем, о Серже и его родителях. И это еще не самое страшное - мало ли семей, где отнюдь нет пылкой любви: он прочел и то, в чем сама не всегда отдаешь себе отчет, чему стыдишься дать название даже мысленно. Убить - только об этом думала я по дороге.
– Вот он, дневник.
Дени взял тетрадь в полиэтиленовом переплете, еле сдержал желание тут же полистать ее.
Ивонна подошла к роялю. Секунду помедлила.
…Что я тогда играла? Кажется, это…
Странные, неистовые звуки заполнили комнату. Мелодия взлетала, билась о стены, падала и вновь взлетала. Она оглушала, притупляла волю…
…И ночь была какая-то непонятная. Черная и прозрачная.
Тишина такая, что в ней вязли все звуки. Наверное, поэтому его голос так раздражал. И голос, и то, что он говорил… Что-то жалкое и героическое:
– Теперь ты знаешь, что такое откровение! Это слишком страшно… Вот тогда я поняла, что он уже дошел до точки. Его надо лишь толкнуть… «Толкни падающего!»
