— Ну, милый, добрый, ворчливый… Простите меня, пожалуйста. Иначе умру от угрызений совести.
— Хитрый вы народ, женщины, вот что.
Северин хорошо запомнил то место.
— Здесь. Только ворон не видно.
— Дождались, значит, — беззвучно сказала она.
Двинулись в заросли. И тут со страшным криком рванулась через кустарник и листву деревьев, запричитала, словно на смерть, воронья стая. Черными крыльями затемнила свет.
— Вот, — сказал он.
Невысокая поросль пихточек и кедров была в одном месте примята, будто через нее кого-то тащили, и в самой гуще этой поросли лежало нечто. Это нечто было пятнистым и неподвижным, и нельзя было понять, где у этого неподвижного голова, а где зад. И почти сразу, похолодев, Северин понял, почему он не может в этом разобраться. У убитого изюбра не было головы.
— Дорогой, — сказала Гражина, — держите ружье наготове.
— Почему?
— Он обычно отдыхает неподалеку от жертвы.
— Кто?
— Леопард, — сказала она. Второй тревежный аккорд раздался в золотистом предвечернем воздухе. Северин огляделся вокруг, но было тихо. Тихо и пусто.
— Почему вы думаете, что это леопард? Может, это…
— Тигров здесь не видели два года. Если бы это был красный волк, падь покинули бы все косулии олени… Кроме того — голова. Леопард, даже сытый, всегда отгрызет у добычи голову: словно в глаза боится смотреть.
— И все же убивает? Сытый!
— Сытый. Было же у него мясо. А он покушался на Амура. Бывают среди них такие… профессиональные убийцы. Только убивать.
Она ходила вокруг места происшествия, стараясь не смотреть туда, где лежало светло-коричневое, безголовое и потому безобразное существо.
— Вороны не успели попортить. Леопард ушел недавно. И вот еще почему я говорю: леопард… След на сырой земле. И еще… И еще… Расстояние между следами было не меньше метров шести-восьми.
— Он спрыгнул и настиг его на пятом прыжке.
— Сорок метров, — шепотом сказала она.
— Почему спрыгнул?
— Потому что леопард, если уж добыча бросилась убегать, почти никогда не может догнать ее. Так, сделает для проформы еще метров пятьдесят да идет искать новый обед… Вот отсюда он прыгнул.
Над звериной тропой нависал толстый сук дуба. Девушка подтянулась на руках, гибко и ловко качнула тело и, закинув ногу, села на этот сук верхом.
— Нате. Так я и думала. Вот белые шерстинки.
— Разве он белый?
— Он ржаво-желтый на боках и спине. Но он же не человек, чтобы на спину ложиться. А брюхо унего белое.
Спрыгнула па землю.
— Постарайтесь хотя бы на глаз прикинуть раз меры и вес убитого. Противно, но постарайтесь.
