— Северин Будрис.
— А-а, — словно узнал Павлов. — Полагаю, есть подходящая причина выпить.
Он увязался за Северином, подсел к его столику, сделал необъятный заказ и, развалясь на стуле, закурил.
«А, пожалуй, и в самом деле бич, — подумал Северин, — судя по навязчивости и бесцеремонности. Отирается больше в порту, чем в рейсах, сполна использует простой, живет одним днем. Не удивительно, что настоящие моряки бить хотели. Интересно, кто за его заказ будет платить? Если сейчас начнет заливать — значит я. Расплатится байками о Сингапуре. Всю жизнь мечтал познать эту породу людей»
Парень между тем, ублаженный, оторвался от минеральной воды «Кука» и взглядом невинных синих очей обвел зал. Вымолвил в пространство:
— Будрис. «Три у Будриса сына, как и он, три литвина». Вы литовец? Фамилия литовская, — сказал как заведенный, без всякой интонации.
«Ишь ты, Мицкевича цитирует…»
— Фамилия не литовская, — сказал Северин. — Этo просто от официального «Варфоломей»: Бавтромей, Бахрим, Бавтрук, Будрис.
— Это на каком же «официальное»?
— На белорусском. Я с севера Белоруссии.
— Северин Варфоломей, — без всякого выражения обкатывал новую информацию человек. — Северин Будрис. На белорусском. С севера. Белорус.
— Что это вы, как кибер работаете? — с улыбкой спросил Северин.
— А вы что, имели с ним дело?
— Приходилось.
— Растерялся просто… А поколотили бы, сволочи. А?
— Отлупили бы, — кивнул Будрис.
— И я говорю, — посерьезнел Павлов. — Будрис. С Севера. Белорус… А я вот не знаю, кто я. Тут тебе и хохлы, и латышка, и всякой твари по паре. — И совсем неожиданно добавил: — Мой прадед был жандармским полковником.
«Начинается, — подумал Северин. — Плакали мои денежки!»
Как большинство застенчивых, беззащитных перед нахальством людей, он сразу же примирился с этим.
«Ну и хорошо. Не хватает, что ли? Судя по первым авансам, треп обещает быть увлекательным. Выпью. Может, от вина и усталости хоть эта ночь пройдет спокойно».
Выпили. Павлов угощал:
— Кальмар. Вы у нас тут новичок, так вам пока что, это самое, экзотику подавай.
Кальмар напоминал каким-то кудесником приготовленную резину, понимаешь, что резина, а есть вкусно. Павлов вновь выпил и вдруг без всякого выражения в синих глазах повторил, словно сам удивлялся этому обстоятельству:
— Жандармский полковник… Но он был хороший жандармский полковник… Славный жандармский полковник. Он был… — И выпалил, будто с кручи вниз головой бросился, будто знал, что все равно ни кто не поверит: — Он был… влюблен в Веру Фигнер.
