Не знаю…— сомневается она.
В дверях появляется фигура в белом.
— Спать вы когда-нибудь ляжете? — спрашивает фрау Ступке. — Еще три часа поспать можете.
— Да, мама, — говорит Овечка.
— Теперь уж все равно, я сегодня с отцом посплю. Карл ночевать не придет. Забирай его к себе, твоего…
Дверь захлопывается, кого «твоего», так и осталось недосказанным.
— Но мне бы, правда, не хотелось…— говорит немножко обиженный Пиннеберг. — Ведь это же, правда, неприятно здесь, у твоих родителей…
— Господи, милый, я начинаю думать, что Карл прав, ты буржуй…— смеется она.
— Ничего подобного, — возражает он. — Если твоим родителям это не помешает. — Он еще колеблется. — А вдруг доктор Сезам ошибся, ведь у меня ничего нет с собой.
— Ну, тогда давай опять сядем в кухне, — предлагает она, — у меня уже все тело болит.
— Ладно, ладно, пойдем, — говорит он, чувствуя раскаяние.
— Но зачем же, если тебе не хочется?..
— Я баран, Овечка! Настоящий баран!
— Ну, тогда, значит, мы подходим друг другу.
— Это мы сейчас увидим, — говорит он.
часть первая
В ПРОВИНЦИАЛЬНОМ ГОРОДКЕ
БРАК НАЧИНАЕТСЯ ПО ВСЕМ ПРАВИЛАМ — СВАДЕБНЫМ ПУТЕШЕСТВИЕМ. НО ВОТ ВОПРОС: НУЖНА ЛИ ГУСЯТНИЦА?
Поезд, отходящий в четырнадцать десять, в августовскую субботу из Плаца в Духеров, уносит в вагоне третьего класса в купе для некурящих супругов Пиннеберг, а в багажном вагоне «не такую уж маленькую» дорожную корзину с Эмминым добром, портплед с Эммиными подушками и одеялами — но только с ее подушками, «о своих пусть сам позаботится, нам это не по карману» — и ящик из-под яиц с Эмминой посудой.
Поезд спешит покинуть город Плац, на вокзале ни души, вот уже последние дома пригорода остались позади, начинаются поля. Некоторое время поезд идет вдоль берега сверкающей на солнце Штрелы, затем к полотну подступает лес, мелькают березы.
В купе, кроме супругов Пиннеберг, сидит угрюмый господин; который никак не может решить, чем ему заняться: читать газету, любоваться видами или наблюдать за молодой четой. Он с поразительной быстротой переходит от одного занятия к другому и неизменно застает молодоженов врасплох, как раз тогда, когда они чувствуют себя в безопасности от любопытных взоров.
Пиннеберг демонстративно кладет правую руку на колено. Обручальное кольцо приятно поблескивает. Пусть мрачный тип видит, что они законные супруги. Но тот смотрит не на кольцо, а в окно.
— Красивое кольцо, — довольным тоном замечает Пиннеберг. — Совсем не заметно, что оно только позолочено.
