— И откладывать что-нибудь надо.
— Самое меньшее двадцать марок в месяц.
— Нет, тридцать.
— Но из чего?
— Подсчитаем еще раз.
— Вычеты те же.
— Комнату с кухней дешевле не снять.
— Может, найдем марок на пять дешевле.
— Ладно, посмотрю. Газету почитать тоже надо.
— Конечно. Только на еде и можно сэкономить, хорошо, сбросим десять марок.
Они опять смотрят друг на друга.
— Все равно не сведем концы с концами. А чтобы еще отложить, и думать нечего.
— Скажи, а тебе обязательно нужно носить крахмальные сорочки? — спрашивает она с озабоченным видом. — Я не умею их гладить.
— Обязательно. Хозяин требует. Выгладить верхнюю сорочку стоит шестьдесят пфеннигов и десять пфеннигов воротничок.
— В месяц это пять марок, — подсчитывает она.
— А потом еще подметки.
— Да, еще и подметки. Это тоже ужасно дорого. Молчание.
— Ну, давай подсчитаем еще раз. И немного спустя:
— Скостим с еды еще десять марок. Но дешевле, чем на семьдесят, не прокормиться.
— А как же другие справляются?
— Не знаю. Многие зарабатывают куда меньше.
— Не понимаю.
— Наверно, мы в чем-то ошиблись… Давай еще раз подсчитаем.
Они считают и пересчитывают, но результат все тот же. Они смотрят друг на друга.
— А когда я выйду замуж, я смогу потребовать обратно свои взносы в кассу взаимопомощи? — вдруг спрашивает Овечка.
— Конечно! — отзывается он. — Это уж никак не меньше ста двадцати марок.
— А как твоя мать? — спрашивает она. — Ты мне ничего о ней не рассказывал.
— Да и рассказывать-то нечего, — коротко бросает он. — Я с ней не переписываюсь.
— А-а. Ну ладно.
Опять наступает молчание.
Они встают и выходят на балкон, так ничего и не решив. Почти весь двор погрузился в темноту, город тоже затих. Вдали слышны гудки автомобиля.
Он задумчиво говорит:
— И постричься стоит восемьдесят пфеннигов.
— Брось, не думай, — просит она. — Если другие справляются, справимся и мы. Все уладится.
— Послушай, Овечка, — говорит он. — Я не буду выдавать тебе деньги на хозяйство. В начале месяца мы все деньги положим в вазу, и каждый будет брать оттуда, сколько ему нужно.
— Да, — соглашается она. — У меня и ваза есть, красивая, голубая фаянсовая. Я тебе покажу. И мы будем ужасно экономны. Может, я еще научусь гладить верхние сорочки.
— Пятипфенниговые сигареты тоже ни к чему, — говорит он. — За три пфеннига вполне приличные. Но тут она вскрикивает:
— Господи, милый мой, а Малыша-то мы совсем позабыли! Он ведь тоже денег стоит! Пиннеберг размышляет
— Что может стоить маленький ребенок? А кроме того, ведь выплатят пособие по родам, и пособие кормящей матери, и налогов будем платить меньше… Думаю, что первые годы он ничего не будет стоить.
