Потом я стащил Терьку на обочину. Крови не было. Я присел с ним рядом на корточки. И завыл. Через несколько минут позвонил жене. Потом оттащил тело чуть поглубже в лес. Пощупал, как будто это чему-то могло помочь. У него был сломан позвоночник. Потом пошел навстречу сыну — он должен был принести лопату. Встретил его. Вернулся. Вырыл небольшую могилу. Полиэтиленовый пакет приспособил под саван. Когда мы его уже похоронили, сын сказал: «Я думал, что испугаюсь… мертвая собака… но я, пока ты копал, я трогал его, еще теплого, лапы трогал, нос…»
Потом я полдня глушил на нашей крошечной кухне водку. И плакал. Сын сидел напротив и, как мог, утешал. Потом были разговоры о тех, кто дарит радость. О предчувствии и судьбе. И обещания навещать Терьку. Обещания, которые мы регулярно выполняем и которые выполнять нам совсем нетрудно.
Какое-то время спустя мы стали ходить на могилу вместе со Слаем — нашим вторым псом, на сей раз уже, действительно, чистокровным английским кокер-спаниелем.
Это рыжее чудо появилось в нашей квартире через два месяца после трагедии с Терькой. Почти «столичная штучка» — привезен женой из Луганска. Почти Сильвестр Сталлоне — невозмутим, внешние уголки глаз в минуты задумчивости опущены книзу (отсюда и имечко). Почти послушен (без комментариев). Зато сверх всяких «почти» — избалован. И ненаказуем, как все младшие дети. У него — иммунитет (я другого слова просто не подберу), какой не снился народным депутатом. Ему позволено все. А чего не позволено, тем он и не пользуется. Например, он абсолютно равнодушен к обуви (и этим здорово отличается от Терьки — земля ему пухом, — который в юности с удовольствием «отобедал» итальянскими туфлями жены). Однако все эти повадки шляхтича у нашей огненной «пилюли от стресса» компенсируются необыкновенной, поистине ртутной подвижностью. Так что теперь, когда я хочу подчеркнуть чью-то способность к самозабвенной метушне, я говорю: суетлив, как спаниель. Да, понимаю, не Бог-весть какое сравнение. Но зато продолжение определенной — «спаниельской»! — традиции, введенной еще в XIV-м веке англичанином Чосером. Тот в романе «Дама из Беата» написал о своей героине: «Ее так привлекали мужчины, что она, подобно спаниелю, бросалась к ним и суетилась около, требуя внимания, пока не добивалась своего». (Из чего я делаю вывод, что улучшить породу — можно, преодолеть — нельзя: гены пальцем не раздавишь.)
Вот перечень его дополнительных кличек: Славка, Славентий, Вячеслав и даже — Михей. Причем коннотацию «Михей» нужно произносить чуть в нос, так, будто ты удивлен и отчасти возмущен чем-то в его поведении, и крутишь в кармане солидную фигу вопроса. Михеем я начал его дразнить уже после того, как отошла в прошлое полоса его страданий. Нелепая история: на прогулке я попал ему палкой в заднюю лапу. Разумеется, случайно. Разумеется, расстроился. Разумеется, палка была трухлявой, да доля — неотвратимой… Слай ходил-перетаскивался на трех конечностях, стонал. Доктор-ветеринар, осмотрев раненого, сказал, что перелома он не видит, но что, однако, травмы опорно-двигательного аппарата у собак лечатся долго. Слаю прописали уколы и витамины. Жена поинтересовалась, не нужно ли чего еще. «Нужно, — ответил доктор. — Купите брому. — Пауза. — Хозяину».
