Над ним гудели самолеты. Разрывы зенитных снарядов больно отдавались в барабанных перепонках. Тарахтели крупнокалиберные пулеметы. Земля пахла прелой хвоей.
Потом послышался свист. Нарастающий и неотвратимый. Казалось, он отзывается в спинном мозгу. Карстнер опять различил холодные удары отдельных капель. И вдруг стало светло. Он сразу увидел рыжие травинки, сосновые иглы, полусгнившую черную шишку. Что-то рвануло. Уши забило нестерпимой болью. Карстнер раскрыл рот. Трава сделалась малиново-красной. Яркий свет сменился дымной тенью, и вновь полыхнул свет. В ветвях зашелестели осколки. По земле застучали гравий и щепки.
Карстнер услышал автоматную очередь, и снова послышался нарастающий свист.
Его мягко приподняло с земли и куда-то швырнуло. Он больно ударился головой и покатился неведомо куда сквозь хлещущие по лицу мокрые голые ветки.
Когда он поднял голову, вокруг было темно и тихо. Тишина стояла такая, что хотелось кричать и биться головой о землю. Горло щипал едкий железный запах. Карстнер открыл рот и попытался откашляться. В ушах что-то щелкнуло, точно вылетели пробки. Дождь все еще тускло шуршал в опавшей листве. До него долетел тихий стон. Он прислушался: где-то рядом.
— Кто это? — спросил Карстнер.
— Хефтлинк номер 17 905… Я, кажется, ранен… Не могу встать.
— Где вы? Это я, Карстнер. Август Карстнер из восьмого блока. Где вы?
— Карстнер? Кажется, я кончаюсь… Карстнер… ползи ко мне.
Полыхало далекое зарево. В малиновом сумраке Карстнер увидел лежащего метрах в десяти человека.
— Что с вами? — спросил Карстнер.
— Ничего не вижу… И нога… Сильно болит. Посмотри, что с ногой.
— Очень темно. Я сам почти ничего не вижу.
— Тогда не так плохо. А я решил, что ослеп… Перевяжи мне ногу. Может, смогу встать.
Карстнер нащупал грудь раненого и осторожно повел рукой к его ногам.
— Больно?
— Другая нога…
Карстнер передвинул руку. Раненый застонал мучительно и глухо. Карстнер скользнул ладонью к колену. Рука неожиданно попала на землю, во что-то скользкое и липкое.
— Ну?.. Что? — спросил раненый, корчась от боли. — Пощупай ступню… Кажется, у меня раздроблена ступня.
— У тебя нет ступни, — глухо ответил Карстнер и облизал потрескавшиеся губы, — и ноги нет.
— Так, — отозвался раненый.
— Я перевяжу тебя. Сейчас! Я быстро…
— Не надо! Так будет скорее… Ты политический?
— Да.
— Коммунист?
— Нет. Социал-демократ.
— За что?
— Саботаж.
— Срок.
— Бессрочно.
— Так…
Раненый дышал тяжело и влажно, с присвистом.
