— Куда это ты так подбодряешься?
— На свадьбу! — Иван Лукич рассмеялся. — Что-то срочно я понадобился Скуратову… Неужели будет взбучка?
— А от Ивана письмо пришло, — повеселев, сказала Василиса. — Сегодня почтальон принес.
— Ну, что он? Где?
— На стройке. Город воздвигает… — Город? Строителем заделался? Он ещё в школе стремился в архитекторы… Поклон мне переказывал?
— Нету тебе, Лукич, поклона.
— Зло таит? Гордец!.. Будешь ему писать, скажи от меня, чтобы возвращался. Нечего ему блуждать по свету.
— Не вернется он, Лукич.
— Ты почем знаешь?
— Сам пишет. Говорит, что так решил. А раз он решил…
— Решил? Характер, Васюта… Ну, я поеду.
Стояла поздняя дождливая осень. С востока, не переставая, неделю кряду дул ветер, и мохнатые, рваные тучи нескончаемо тянулись и тянулись на запад. Там они вставали темно-синим заслоном, а небо было хмурое, низкое. Блекло-серые, мокрые стлались поля. Отчетливо, свежо рисовался лоскут пахоты, а над ним пролетала стая грачей, и были они мокрые и такие же черные, как и пахота. Моросило. Холодно стекленела вода в колеях. Мотоцикл, на котором горбился Иван Лукич, то разрезал калюжины, то скользил и катился рывками. Часто ездоку приходилось ногами опираться о скользкую, укрытую лужами дорогу и помогать колесам.
Особенно трудно было двигаться в том месте, где дорога поднималась на бугор. И когда внизу, в сизой пелене дыма, показалась Грушовка, большое районное село, Иван Лукич свернул на обочину и покатил по росистой и чистенькой толоке.
У подъезда двухэтажного дома поставил забрызганный водой и грязью мотоцикл. Машина была горячая, от нее валил пар, как от резвой верховой лошади после скачек. О железную скобу у входа Иван почистил сапоги, расстегнул куцый, подбитый заячьим мехом, забрызганный сзади пиджак, смахнул ладонью горячий пот со лба. По сырой, сильно загрязненной лестнице поднялся на второй этаж и тут же, в коридоре, встретил Скуратова.
— По твоему вызову явился, Степан!
— Без вызова не мог заглянуть?
— Собирался было приехать и без вызова, но не успел.
— Плохо собирался. — Скуратов открыл дверь. — Ну, заходи, вояка! Садись… Вот сюда, поближе к столу. — Угостил Ивана Лукича папиросой. — Ну, что ты там натворил?
— Ничего такого. — Пот обливал багровое лицо Ивана Лукича. — Я не знаю, что тебе наговорили.
— Кто тебе, гвардеец, позволил самочинно объединять колхозы, да ещё и митинги проводить? — сердито спросил Скуратов. — Кому нужна эта твоя кустарщина? Мог бы приехать посоветоваться. Бригадир ты хороший, это всем известно, но зачем же самочинствовать?
