В назначенный самому себе час Конан проснулся. За окном уже смеркалось, и на небе высыпали первые звезды. Поднявшись с ложа, киммериец достал необходимые ему сегодня вечером вещи и разложил их на полу: меч, кинжал подаренный покойным шейхом Джагулом аль-Баргэми, моток прочной веревки и простенький женский плащ, предусмотрительно купленный днем на базаре. Собравшись, Конан спустился вниз миновал общий зал где вовсю шумели постояльцы “Тыквы” и вышел на улицу, направляясь к Верхнему Городу тем же путем, каким шел и днем. Зная, что ворота на ночь закрываются, он отыскал заранее примеченный сад, некогда принадлежавший какому-то богатому горожанину, а ныне заброшенный и разросшийся. Некоторые из деревьев свешивали толстые, узловатые ветви через стену, разделяющую город на две части, и выглядели достаточно прочными, чтобы выдержать вес киммерийца. Без особого труда перебравшись по ним за ограду Верхнего Города, Конан спрыгнул на крышу одноэтажного здания, прилепившегося к стене с другой стороны и едва успел укрыться в тени нависших над ним густых ветвей дерева, увидев проходящих по двору вооруженных людей, бывшими, надо полагать, сторожами. Дождавшись, когда они вошли в дом и плотно закрыли за собой двери, Конан спустился на землю и огляделся. Он оказался на заднем дворе какого-то богатого дома. Заметив валявшуюся неподалеку старую оглоблю, варвар приставил ее к стене и перелез через ограду двора на улицу. Сориентировавшись, он пошел в сторону, где высились тонкие и острые башенки дворца эмира Султанапурского, стараясь уверенной походкой и непринужденным посматриванием по сторонам изобразить возвращающегося домой степенного горожанина. Не пройдя и двадцати шагов, Конан наткнулся на внезапно вынырнувший из-за угла патруль из трех человек. Он понадеялся, что стражники не обратят на обычного прохожего внимания, ибо час был не столь уж и поздний. Однако, все трое быстрым шагом направились к киммерийцу и преградили дорогу.
– Стой! Ты кто такой и куда идешь? – раздался голос старшего из стражей, островерхий шлем которого венчало белое перо. Двое других привычным движением стали по бокам и чуть сзади от Конана.
– Я? – переспросил северянин, надеясь оттянуть время и придумать сколь-нибудь правдоподобный ответ. Не найдя ничего лучшего, он решил сказать правду:
– Я иду во дворец Турлей-Хана.
– А зачем?
– Охранять его сон, – сказал Конан без тени улыбки.
Стражники переглянулись, и спрашивавший чуть заметно кивнул своим товарищам. Это движение не ускользнуло от глаз Конана, и он понял, что в Верхнем Городе, наверно, уже каждый оповещен о вчерашнем происшествии у ворот дворца Турлей-Хана, и патрулям несомненно известны приметы возмутителя спокойствия, а также отдан приказ его задержать. Следующие слова начальника патруля дали киммерийцу возможность убедится в истинности своего предположения:
