Девчонка с сомнением посмотрела на конфету. Взяла. Развернула. Сунула в рот:
– Ну и?..
– Ты ведь, это… С мужиками… за деньги… Да?
– Бывает и не за деньги. Жизнь такая. А что?
– Ты на-ко вот, погляди… – Золотой крестик с зеленым камушком в серединке блеснул на иссушенной, почти чёрной ладони. – Золото, настоящее, старинное. И изумруд. До революции еще сделано… В городе за такую вещь, знаешь, сколько дадут?
В глазах девчонки блеснул интерес.
– Сколько?
– Десять тыщ! – назвала баба Маша первую пришедшую в голову цифру. И тут же испугалась, что не поверит девчонка в такую сказочную сумму. – Десять тыщ. Если поторговаться. Настоящее золото, поповское, старое! И камушек еще. Десять тыщ, точно говорю, никак не меньше.
– И чего ты хочешь?
– Да-да, – закивала баба Маша, радуясь, что теперь можно перейти к делу. – Мужик у меня есть знакомый. Хороший мужик, работящий, добрый. Ты бы уж ублажила его. Чай, знаешь, как. А то у нас в деревне с девками-то трудно, остались только две бабки. А он ведь в силе ещё, мужик-то. Ему без этого дела никак нельзя.
– Десять тысяч? – Золотой крестик светился в чёрных глазах девчонки.
– Да. Мы и накормим тебя, как следует, в баньке попарим. Может, понравится тебе у нас, так и вовсе решишь остаться.
Девчонка с сомнением хмыкнула.
– А далеко деревня?
– Не очень. Ты не волнуйся, я отвезу тебя. Вон, трактор мой стоит.
– Десять тысяч?
– Десять, десять.
– Я и не видела никогда денег таких.
– В городе продать можно. Можно и в райцентре, но тогда меньше дадут.
– А мужика-то как звать?
– Иван Иванович он. Добрый. Работящий.
– Десять тысяч, – девчонка покачала головой. – Ладно. Только крестик ты мне сразу отдай.
– Конечно. Как в деревню въедем, так сразу и отдам.
Они одновременно кивнули, довольные друг другом, и направились к стоящему в стороне трактору.
* * *
Двоим в железной кабине было тесно.
Девчонка сидела боком, прижималась холодным бедром к сухому колену бабы Маши, угловатым плечом упиралась в пыльное стекло. Ссутулившаяся, подобравшая свои длинные худые ноги, она походила сейчас на иззябшую болотную цаплю. Закинув тонкую руку за спину пожилой женщины, она крепко вцепилась в спинку единственного здесь кресла и отрешенно смотрела на дорогу.
О чем она думала?
Баба Маша представить не могла, как должна сложиться жизнь, чтобы такая вот молоденькая девчонка, бестолковая сикушка, бросила всё, что у неё было, и пошла по рукам. Ну разве могла она понять, что творится в голове у этой Наташки?
