— Поступил бы так же, — признался комиссар Брюлей. — В наших ведомствах не обсуждаются приказы руководства, иначе это будут не полицейские участки, а публичные дома. Или сборище безответственных болтунов.
По лицу Доула было видно, что он не согласен с мнением двух комиссаров полиции, но предпочитает ничего не комментировать.
— Мы усилили дежурство на железнодорожном вокзале и в аэропортах, — сообщил Террачини, — примерное описание маньяка роздано всем нашим офицерам. Если он приедет в Рим поездом или прилетит самолетом, мы его вычислим. Начиная со вчерашнего дня, все прибывающие в Италию люди фиксируются на пленку во всех терминалах нашего международного аэропорта. Проверяются все белые мужчины в возрасте от тридцати пяти и до пятидесяти лет. Особое внимание обращается на хромающих гостей. Это все, что мы смогли пока сделать. Наши эксперты предлагают проверять кровь прибывающих, объявив это началом борьбы с ВИЧ-инфекцией, но такое решение еще не принято.
— Будете задерживать всех гостей с третьей группой крови? — понял Дронго.
— Если понадобится, будем. Но повторяю — такое решение не принято.
Дронго обратил внимание, как Антон Евстафьев смотрит на Луизу. Она тоже заметила его взгляд и улыбнулась ему в ответ. Дронго смущенно отвел глаза.
«Но почему бы и нет? — подумал он. — В конце концов, они оба молоды: ей двадцать семь, а ему, наверное, около тридцати. Им еще интересно этим заниматься, они радуются жизни. Стоп. Кажется, я впервые в жизни начинаю брюзжать как старичок. Раньше я такого за собой не замечал. Почему я подумал, что они молодые люди? У нас ведь не такая уж большая разница в возрасте. Нет, нет, не нужно себя обманывать. Очень большая разница, просто фантастическая. Когда они родились, две системы еще противостояли друг другу. Но обе рухнули еще в их детстве, и эти ребята выросли совсем в другом мире. У них другой опыт жизни, другая ментальность. Молодая женщина из Италии и молодой человек из Белоруссии. Конечно, они тоже разные, но у них нет моего опыта восьмидесятых годов, когда мы все были втянуты в эти проклятые войны, в это вечное противостояние друг другу. Нас воспитывали с убеждением, что весь мир поделен на белое и черное, а мои поездки за границу каждый раз воспринимались как особое доверие руководства и особое событие.
Им легче контактировать друг с другом, чем со мной. Я отягощен злом, как почти все сегодняшние пятидесятилетние и шестидесятилетние. А молодые люди, которым нет еще и тридцати, вступают в жизнь в полной уверенности, что она всегда была такой. И конечно, для Луизы Фелачи я человек из далекого прошлого. Мне сорок пять, а ей только двадцать семь. Поэтому ей больше нравится Антон Евстафьев, чем люди другого поколения и другого времени. Так и должно быть».
