– Распространенное заблуждение, – зажмурил глазенки черт. – К людям Сатана относится с опаской, это верно. Даже с Богом в свое время спорил и ругался. Предупреждал, что добром эксперимент с человеком, не окончится. Но за каким бесом ему – наместнику этой планерки все вокруг себя разрушать? Об этом ты подумал?
– Не понял, – растерялся Алексей, – Сатана – наместник? А Бог?
– Бог своими делами занимается, – терпеливо объяснил черт. – Отец мироздание расширяет, Дух заселяет его безгрешными душами, Сын инспектирует новые миры. И неплохо, кстати, инспектирует. Здесь, на Земле за тридцать три года такую работу провернул, что даже я ахнул. Вот так-то. Ну, а за порядком в том или ином мире следят наместники. У нас – Сатана.
– Но он же враг рода человеческого? – продолжал удивляться Алексей.
– Опять все меряете по своему образу и подобию, – вздохнул черт. – Это у вас, у людей, любой начальник едва в кресло заберется, раздувается, как пузырь и от работы начинает бегать, как мы от ладана. При этом еще и старается казаться хорошим для всех. У нас – все наоборот. Чем выше уровень, тем работа тяжелее с моральной точки зрения. Сатана грязь человеческую выгребает и никого по головке при этом не гладит. Вот его и не любят.
– Как-то я себе все это по иному представлял, – задумчиво сказал Алексей. – Я правда атеист, ни в бога, ни в черта не верю. Точнее, не верил до сегодняшнего дня. Даже сейчас до конца не могу поверить. Надеюсь, не обидел тебя этими словами?
– Нисколько! – заверил черт. – Я, если хочешь знать, с самим товарищем Емельяном Ярославским общался. После его кончины, разумеется. Да-да, тем самым, что на нас пасквили писал. Не поверишь, огромное наслаждение от встречи с ним получил. Если человек хоть во что-то верит искренне, он уже не безнадежен. Теперь вот с нетерпением жду в гости этих… творцов безобразия вашего, которые взялись подсвечниками в церквях стоять.
– Какого безобразия? Ты имеешь ввиду Перестройку?
– А ты что же, по другому ее оцениваешь?
Алексей пожал плечами.
– Вроде дело хорошее затеяли, только вот не пойму, почему, несмотря на все обещания, денег на жизнь, как не хватало, так и не хватает.
– Ну, этого добра как раз у вас скоро полно будет, да вот купить не сможете ни черта… пардон, ничегошеньки.
– Почему?
– А вот этого я сказать не могу. Причинно-временные связи – штука сложная. Сам Бог покуда в ней разобрался – состарился. А может, ничего и не понял, а иначе зачем ему миры строить? Как мы его отговаривали, как уламывали, а он уперся, и ни в какую. «Хочу, – говорит, – после себя в этом вакууме хоть что-то оставить. Так ведь и помрут все, а о нас никто не узнает, добрым словом не помянет и букетик свежих фиалок не принесет». А нас, словно бес за язык потянул: «Ага, – отвечаем, – дождешься. О тебе вспоминать станут, только когда плохо кому-то будет». «Так сделайте, чтоб им всегда плохо было!» – сказал Бог и сверг нас с небес. А о том, что будет, я и вправду сказать не могу. Ты попытаешься что-то сделать, что-то изменить, и такой бардак наступит, что ни одному дьяволу не расхлебать.
