Оглушенная, Ровена несколько мгновений лежала на сухом пыльном тростнике,[1] потом резко вскочила на ноги. Не веря словам отца, она бросилась, на тяжелую дверь, но разбила лишь руки в кровь, и вдруг ярость ее исчезла. В полной безнадежности она опустилась на пол и дала волю своим чувствам.
Ровена не помнила, часы или минуты прошли с тех пор, как она здесь очутилась. Снаружи раздались стук копыт, позвякивание упряжи и хриплые голоса мужчин. Она с тревогой прислушалась. Кто-то приехал, наверняка ее жених. Глаза защипало, но девушка не стала плакать. Слезы не сделают ее свободной и не помешают свадьбе. Она все-таки всхлипнула и тяжело вздохнула.
– Довольно! – сказала она себе. – Нельзя потакать своим слабостям и жалеть себя. Это истощает энергию, но не может решить проблему.
В стене было узкое окно, прикрытое простым деревянным ставнем. Ровена оттолкнула доску, чтобы открыть тонкую полоску неба и позволить дневному свету пробраться мимо нее и изгнать тяжелые тени из пыльных углов. Ровена поняла, что было уже добрых три часа пополудни.
Значит, прошло уже несколько часов, как она была заперта здесь, не получив ни кружки эля, ни ломтя хлеба. Она глубоко вздохнула. Февраль в этом году выдался суровый, и неподвижный леденящий воздух остудил ее горячую голову.
Она еще раз оглядела комнату. Личная комната хозяина с камином в углу была немногим больше, чем кладовая. Ни соломенные циновки, ни вышитые драпировки не могли удержать проникающий в комнату зимний холод. Единственный сундук притулился рядом с одиноким креслом. Одна только деталь указывала, что это была не монашеская келья, – большая кровать, занимавшая значительную часть комнаты.
Толстые, завивающиеся спиралью столбы поднимались от четырех углов, чтобы поддерживать деревянный навес с тяжелым пологом. Отдернутый к углам кровати, полог приоткрывал мягкие тюфяки и толстые одеяла, заполнявшие его темное нутро, похожее на пещеру.
Застонал замок. Ровена обернулась. Вошла женщина с корзиной. Ростом посетительница была не выше ее, с каштановыми волосами, заплетенными в толстую косу, скрытую домотканым платком. Простая одежда зеленого и серого цветов облегала ее по-девичьи стройную фигуру. Черты лица женщины были красивы, но печаль оставила глубокий след возле рта, а взгляд зеленых глаз казался унылым и безжизненным. Прошли секунды, прежде чем Ровена, вздрогнув от изумления, узнала свою мать.
…Ей было тогда пять лет. Она прижалась к стене, испуганная, со спутанными волосами, боясь, чтобы ее не заметили и не отослали отсюда, за дверь этой самой комнаты. Внутри находились ее мать и Филиппа.
