Эльф встал и подошел к менестрелю.
- Благодарю за прекрасную музыку, - вежливо произнес он.
Бард перевел на него взгляд необычайно темных серых глаз.
- Рад слышать столь высокую оценку моего скромного таланта из уст представителя народа, который действительно разбирается в творчестве, - вежливо ответил он.
- Могу ли я попросить вас сыграть еще?
- Вино закончилось, - намекающее протянул бард. Эльф, усмехнувшись, сделал знак хозяину, и спустя полминуты на столе материализовались две бутылки и еще один кубок.
Менестрель задумчиво откупорил одну из бутылок, наполнил оба кубка, залпом осушил свой, и налил еще.
- Сыграть еще? И что же хочет услышать благородный эльф с человеческим гербом на пальце? - насмешливо поинтересовался он. - Песнь о рыцаре, принцессе и драконе? Балладу о любви эльфийки к человеку? Или же застольную песенку, которую так любят в трактирах и на свадьбах?
- Спой что-нибудь свое, - попросил эльф, пропустив мимо ушей прозрачный намек на фальшивость дворянского перстня.
- Свое? Я никогда не исполняю собственных песен тем, кто не готов их услышать.
- Я - не готов?
- Не готов.
- А к чему я готов?
- К меньшему, чем то, что тебя ждет, - серьезно сказал человек, глядя эльфу в глаза. - Рожденный не под этим солнцем и не под этим небом, дитя другой вселенной, крылатый, лишенный крыльев, древний и могущественный, ты - не готов.
Повисло тягостное молчание. Наконец эльф справился с собой и тихо произнес:
- Что ты знаешь обо мне?
- Лишь то, что сказал.
- Кто ты? - прямо спросил он.
- Мое имя ни о чем тебе не скажет, но, если хочешь, могу дать имя тебе.
- Дать имя?
- Имя, которого у тебя нет. И песню я тебе тоже подарю… может, она в будущем сможет подсказать тебе верный путь, Нархгал.
Положив пальцы на струны, менестрель запел.
А за горами, за морями далеко,
Где люди не видят, а боги не верят,
Там тот, последний в твоем племени легко
Расправит крылья, железные перья!
И чешуею нарисованный узор
Разгонит ненастье воплощеньем страсти,
Взмывая в облака судьбе наперекор
Безмерно опасен, безумно прекрасен!
И это лучшее на свете колдовство,
Ликует солнце на лезвии гребня.
И это все, и больше нет ничего,
Есть только небо, вечное небо…*
Наутро эльф, названный Нархгалом, пытался вспомнить остальные слова этой песни, но так и не смог. Зато эти двенадцать строк врезались в память, словно бы он слышал их не один и не два раза.
Встряхнув головой, Нархгал посмотрел на Диегу.
- Пожалуйста, продолжай, - тихо попросила она.
