- Желудок у тебя слабый, больной. А они в тебя - котлеты да котлеты, котлеты да котлеты... Это до поры.
И самое главное - про огород:
- Не хотела тебя расстраивать, а душа не терпит. Какое богатство, а все - в распыл. Картошка еле дышит, лишь взошла, а желтая, вощаная. На помидорах и цвету нет. Огурцы вылезли и стоят. А люди уже на базар несут, и цены хорошие. А тебе на погляд нету, еще и покупать придется, от пенсии копеечку отрывать. Да-да! Зато травы, бурьянов развели темный лес. Волков водить. Потому что ты молчишь, а они - бессовестные...
- Я подсказывала, - оправдывается Миколавна. - Они рукой машут.
- Потому что бессовестные... Такое поместье испоганили, такое богатство... Скрозь пальцы течет...
Вечерние песни, они не нынче, так завтра свое берут: "Не хотела тебя расстраивать, но как промолчать... Ты сама потом будешь упрекать".
В середине лета помогальщики ли, наследники от огорода были отставлены напрочь. К Миколавне они стали ездить реже, в огород - ни ногой. Хозяйничала там тетка Дуня. И теперь калоши ее шлепали к соседскому двору в час вовсе ранний. Шлеп-шлеп-шлеп - мимо Миколавны, прямиком в огород. А тот огород лишь доброму трактору под силу.
Тетка Дуня же словно век земли не видала:
- Поздней капусты посажу...
- Помидоры семечками... - взахлеб спрашивала ли, извещала она Миколавну.
- Сажай. Меньше мыкаться будешь.
- Сажай. Может, прищемишь хвост.
Тетку Дуню торопило время - месяц июль и словно молодой азарт поджигал: наверстать упущенное.
На пустой земле уже поднялась, крепко укоренясь, сочная лебеда, жиловатая конопля - хоть прячься там. Тетка Дуня дергала траву руками с корнем, отвоевывая за пядью пядь.
- Баклажанов... На зиму закрутить.
- Картошки... Она успеет...
А нынешнее лето - сухое, знойное. Термометры день ото дня стараются: тридцать четыре да тридцать пять. Это - в тени. На солнце и вовсе пекло.Тетке Дуне и жара не помеха. Шлеп да шлеп калошами. За неделю она вовсе высохла, почернела и сделалась словно галка.
Дети стали ругаться:
- Тебе это надо? Годы свои хоть считаешь?
- Земля-то гуляет, - вначале оправдывалась она. - Помаленьку копаюсь. Что мне, перину мять? - А потом на приступ пошла: - Жалельщики! Сами зимой летите три раза на дню: "Ой, мама, томату дай... Ой, мама, у тебя огурцы расхорошие". Дай да дай.
Дети от нее отступились, а Миколавна ругается:
- Милосердия называется... Огородница... Проскакала - и нет ее. Ни здравствуй, ни прощай.
