И он заказал три бутылки «Отборного» армянского.
– Где вы так хорошо выучились японскому? – спросил я Гусеева.
– Я мастер спорта по дзю-до, – объяснил он.
Судо-сан сидела между Ваниным и мною. Справа от меня был Арамасса, слева от Мишки – Гусеев.
Официант открыл шампанское и разлил его в бокалы.
Далее, в общем, все было как обычно, только на необычно высоком уровне. Мы пили шампанское за дружбу и отношения, тогда еще не очень испорченные японскими милитаристами, пили коньяк за процветание иллюстрированного журнала, коим владела Судо-сан, и за саму Судо-сан, которая на глазах становилась все краше.
Принесли что-то в наперстках – необычайно вкусное. Подали зелень и мясо. Мы с Судо-сан незаметно перешли на английский. Выяснилось, что она училась в Европе и владеет им в совершенстве. Мы с Ваниным не могли этим похвастать, но – странное дело! – отборный коньяк каким-то образом компенсировал нехватку английских слов, так что мы отлично управлялись без Гусеева.
Заиграла в глубине зала музыка, и я пригласил миллионершу танцевать.
– Дансинг? – сказал я с вопросительной интонацией.
Она радостно закивала, рот у нее был еще набит. Судо-сан быстренько прожевала, и мы двинулись между столиков на открытую площадку рядом с оркестром. Я вел японку под локоток, внутри у меня звенели какие-то зарубежные струны; я чувствовал, что зал смотрит на нас.
Мне даже трудно оценить потрясение ресторанной публики в тот миг, когда отечественный молодой человек в поношенном вечернем костюме вывел на танец японскую даму в бриллиантах.
Плавно раскачиваясь под музыку из «Шербургских зонтиков», мы в одиночестве совершили круг перед оркестром.
Тут заиграли что-то быстрое, на площадку повалили новые пары, и мы с Судо-сан принялись скакать как бешеные. Она раскраснелась, ее японские глазки заблестели, я делал немыслимые па… в меня словно бес вселился!.. я никогда не предполагал, что умею так танцевать.
Танец кончился, публика зааплодировала. Аплодировали нам с миллионершей. Мне за храбрость, ей – за демократизм. Я поклонился и повел даму к столику.
Пришел черед Ванина-сана, и он повлек японку к эстраде. Притушили свет, зажглось нечто цветное, и в танцующей толпе замелькали рыжие Мишкины полуботинки, которые вспыхивали в полумраке, как предупреждающие огни светофора.
Судо-сан вернулась еще более возбужденной. «О-о… о-о…» – постанывала она в восхищении, в то время как Арамасса-сан невозмутимо и холодно закуривал «Мальборо». Гусеев дул коньяк.
