– Но я уже сказала им, что я ничего не знаю! – воскликнула Алла Вениаминовна.
– Ты ничего и не знала. Я тебе сказал только сейчас, – хладнокровно парировал Павел Сергеевич. – А до этого не хотел волновать известием о смерти двоюродного дядюшки.
– О котором я до этого не подозревала… – с мрачным юмором закончила жена.
– Вот именно, – серьезно кивнул Кузин.
Он уже чувствовал, что сейчас необходимо быть собранным и продумывать любую деталь, любой ход в начавшейся игре, чтобы не попасть впросак.
В тот вечер Кузин постелил себе постель в кабинете, перед сном вытащил из ящика прах и, положив его на журнальный столик, долго глядел на него лежа, обдумывая предстоящие действия. Пакет лежал тяжело и спокойно, как бомба со взведенным механизмом.
На следующий день ответ пришлось держать уже самому Павлу Сергеевичу. Среди рабочего дня в его лабораторию заявился начальник Первого отдела, полковник в отставке Храпатый – румяный кругленький весельчак с седым нимбом волос вокруг загорелой лысины.
Храпатый пригласил Павла Сергеевича в пустой кабинет начальника отдела. Кузин покорно последовал за полковником, уже догадываясь о сути предстоящего разговора и еще раз мысленно повторяя главные узлы вранья: брат Шермана-деда, измененная транскрипция, связи никакой не поддерживали и ничего не знали об умершем вплоть до неприятного случая.
Храпатый с кожаной папкой в руке бодро катился рядом, испуская лучезарную улыбку.
Когда вошли в кабинет, он притворил дверь, усадил Павла Сергеевича на стул, но сам не сел, желая, по всей видимости, взглянуть на Кузина сверху вниз, чего ранее не удавалось. Удовлетворившись видом нахохлившейся фигуры Кузина, Храпатый озорно улыбнулся и спросил тихо:
– Как же такое ЧП допустили, Павел Сергеевич?
– Это вы о… – начал Кузин.
– О вашем троюродном шурине, конечно! – победно воскликнул Храпатый.
Павел Сергеевич дико глянул на полковника.
– Каком… троюродном шурине?
– Ну, этом… из Великобритании.
– А почему вы решили, что он мне троюродный шурин? – оскорбленно спросил Кузин.
– Ну, как же… – Храпатый элегантно визгнул «молнией» папки и извлек из нее бумагу. Пробежав ее глазами, он сунул лист под нос Кузину.
На листе сверху было написано: «Иеремия (отчество неизвестно) Сейлинг-Шерман, приходящийся троюродным братом Алле Вениаминовне Кузиной, урожденной Шерман». В остальном лист был пуст, не считая треугольного штампика Первого отдела внизу.
Этот фиолетовый штампик придавал неустановленной личности покойного Сейлинга-Шермана очевидную достоверность.
