– Ясно, – сказал Ленька. – А пациентов принимает он где – только на дому или еще в больнице?
– И там, и там, – Катя махнула рукой, – у него расписание есть. Я для вас переписала.
– Молодец, – похвалил Ленька, забирая у нее исписанный каракулями листок.
– И с армейскими ведет дела, – прибавила вдруг Катя. – С крупными чинами, я думаю. Иногда к нему лично приходят, а иной раз по телефону звонят, и он едет.
Она прибрала пакет с деньгами, полученный от Леньки, и вышла из Елисеевского магазина – и довольная собой, и чуть смущенная тем, как просто и буднично осуществилась ее месть неблагодарному и грубому доктору.
* * *
На это дело Ленька пошел с Сашкой Рейнтопом по прозванию Пан. С Рейнтопом его познакомил Белов. Сашка Пан был человек абсолютно надежный, однако, в отличие от располагающего к себе Леньки, сразу же вызывал у людей подозрения: от него исходило ощущение опасности. Поэтому он не снимал военной шинели – это отчасти объясняло производимое им впечатление.
Рейнтоп был родом из Витебска и, по его уверению, после детства среди пятнадцати братьев и сестер, маминой стряпни и двух еврейских погромов навсегда утратил способность испытывать какой-либо страх. Внешность у Сашки Пана была вроде как неприглядная, но запоминалась сразу: правильный удлиненный овал лица, небольшие глаза, прямой нос; не столько само лицо запоминалось, сколько выражение глубоко укорененной, ничем не поколебимой ненависти к людям. Не то чтобы Пан так уж стремился уничтожать все живое на своем пути, этого не было; но у него отсутствовало всякое представление о возможной ценности жизни. Люди были в Сашкином представлении дешевы и легко заменяемы один другим. Пантелеев тем и вызывал его уважение, что заменить такого человека кем-либо, по мнению Пана, было трудно, если не невозможно, а подобные люди вообще редкость. Сашка Пан таких встречал – раз-два и обчелся. Ну вот еще Белов, может быть.
Парадную дверь в доме заколотили еще в революционные дни, когда Петроград был охвачен лихорадкой. Несколько раз доски пытались отодрать и даже поджигали, но все без толку.
Ленька с Паном вошли в подворотню и свернули к черному ходу. Здесь было открыто и даже замечались следы дворницкой работы: мокрый грязный снег смели на середину двора, от двери прочь, чтобы жильцы не испытывали больших неудобств, покидая жилище.
На лестнице оказалось натоптано, но тепло, из квартир пахло жильем, едой. Было уже шесть часов вечера, начинало темнеть.
