– Мы ведь еще где-то встречались? – спросила Ольга наконец. – Не только в шляпном магазине, да?
Ее брови дернулись, и гладкая кожа на лбу слегка сморщилась.
– У вас тогда были длинные волосы, – напомнил Ленька. – И это было не в Петрограде.
Ольга замолчала, замкнулась. Теперь ей стало по-настоящему не по себе, как будто она вдруг осознала, что беспечно идет над пропастью по шатким мосткам.
– Под Витебском, – сказал Ленька.
Ольга все еще настороженно молчала.
– Мы с товарищами искали тогда переправу, – продолжал Ленька, безжалостно, хотя, впрочем, без всякого злого умысла возвращая Рахиль в ее прошлое, из которого она сбежала, – а вы были в саду. В большом саду. Там было очень тихо. А кругом стреляли. Теперь вспоминаете? Вы помогли нам разгромить батьку Балаховича. Если б не та переправа, еще на сутки бы затянулось.
Ольга смогла только кивнуть и, прижимая к груди коробку с пирожными, медленно, как будто ступая за гробом, вышла из Елисеевского магазина.
* * *
Катя Шумилина работала у военного врача Грилихеса, выражаясь по-старорежимному, «прислугой за всё». Грилихес был человек раздражительный и придирчивый; лучше всего он чувствовал себя на фронте, где можно было орать на пациентов и сестер и никто не обижался. Он считал себя победителем кровавых ран, ожогов и даже тифа. Испанка несколько раз брала над ним верх, но все же многократно доктор Грилихес одолевал и ее.
Это был высокий красивый человек со жгучими черными глазами и оливковой кожей. Ему очень шла военная форма, и даже в мирное время он продолжал носить френч. Открыв частную практику, доктор Грилихес стал преуспевать. Пациентки его обожали, особенно которые с нервами, а его грубость, проявляющаяся время от времени, казалась всем признаком гениальной натуры.
Однако Катя Шумилина не обладала достаточной утонченностью, чтобы должным образом оценить вспышки хозяйского гнева. Она работала в меру своих сил: и прибирала в доме как могла, и готовила как умела. Грилихес иногда хвалил ее, чаще не замечал, но случалось – принимался ужасно кричать за какую-нибудь совершенно ничтожную провинность, и тогда его глаза сверкали адским огнем.
За три миллиона наличными Катя с удовольствием рассказала Леньке Пантелееву про хозяйские сокровища и деньги.
– Он хоть и глядит испанским грандом, – сказала Катя мстительно (она любила кино и знала про испанских грандов гораздо больше, чем можно было бы ожидать от такой простой девушки), – а по сущности своей обычный жид. Жадный и хитрый. Недавно вторую прислугу нанял. Меня теперь на кухне оставил, а эту корову – в комнаты. – Катя изобразила, как некто с глупым лицом смахивает метелочкой пыль.
