Римский поэт Овидий (43 г. до н. э. — 17 г. н. э.), заметивший, что огромное стечение народа из всех уголков страны, случавшееся при такого рода увеселениях, благоприятствовало новым знакомствам и флирту, в своей поэме «Наука любви» так восхваляет эту морскую битву:
А вспоминать ли о том, как Цезарь явил нам морскую
Битву персидских судов и кекропийских судов,
[59]Как от закатных морей до восточных морей собирались
Юноши с девами в Рим, разом вместивший весь мир?
Кто в подобной толпе не нашел бы предмета желаний?
Многих, многих, увы, пришлый замучил Амур.
Однако предшествующие и все последующие гладиаторские морские сражения затмила навмахия, устроенная Клавдием в 52 г. н. э. на Фуцинском озере (Лаго ди Челано). Незадолго перед разрушением перемычки в конце туннеля, прокладывавшегося много лет через Абруццкие Апеннины, он использовал последнюю возможность перед спуском озера в Лирис (Гарлиано) для того, чтобы устроить на нем колоссальное морское сражение. Выше мы уже упоминали об этом, приведя краткое свидетельство Светония. Подробнее сообщает о нем Тацит в своих «Анналах»:
«Клавдий снарядил триремы и квадриремы, посадив на них девятнадцать тысяч человек; у берегов озера со всех сторон были расставлены плоты, чтобы сражающимся некуда было бежать, но внутри этого ограждения оставалось довольно простора для усилий гребцов, для искусства кормчих, для нападения кораблей друг на друга и для всего прочего, без чего не обходятся морские бои. На плотах стояли манипулы преторианских когорт[60] и подразделения конницы, на них же были возведены выдвинутые вперед укрепления с готовыми к действию катапультами и баллистами, тогда как остальную часть озера стерегли моряки на палубных кораблях».
Знак к началу битвы подавал серебряный тритон — греческий морской бог, по виду наполовину человек, наполовину дельфин, — с помощью машины поднимаясь из воды. «Берега, холмы, вершины окрестных гор заполнили, как в амфитеатре, несметные толпы зрителей, привлеченных из ближних городов и даже из Рима жаждою к зрелищам, тогда как иных привело сюда стремление угодить принцепсу. Сам он в роскошном военном плаще и недалеко от него Агриппина в вытканной из золотых нитей хламиде [широкой греческой накидке] занимали первые места. И хотя сражение шло между приговоренными к смерти преступниками, они бились, как доблестные мужи, и после длительного кровопролития оставшимся в живых была сохранена жизнь.
По окончании зрелища, разобрав запруду, открыли путь водам; но тут стала очевидной непригодность канала, подведенного к озеру выше уровня его дна или хотя бы до половины его глубины. Из-за этого в течение некоторого времени продолжались работы по его углублению, и затем, чтобы снова привлечь народ, на озере возводится помост для пешего боя, и на нем даются гладиаторские игры. Возле места, где озеру предстояло устремиться в канал, было устроено пиршество, участников которого охватило смятение, когда хлынувшая с огромной силой вода стала уносить все попадавшееся на ее пути, сотрясая и находившееся поодаль, сея ужас поднятым ею ревом и грохотом. Воспользовавшись испугом принцепса, Агриппина принимается обвинять ведавшего работами на канале Нарцисса
