— Тебе кого, сынок? — спросила женщина.
— Хотел бы повидать Абдула, — ответил я.
Женщина оглядела меня с ног до головы, задержала взгляд на палочке в моей руке и, немного подумав, спустилась во двор.
— А ты кто будешь?
— Я товарищ Абдула. Мы вместе учились. Раньше я часто приходил в этот двор, тетя.
Женщина прищурила глаза и долго всматривалась в мое лицо.
— Говоришь, раньше приходил? Что-то не припоминаю… — И опустила голову. Нет Абдула, сынок… Не вернулся с войны…
— Значит, еще не вернулся? Я так и думал. Офицеров не всех отпускают. А вы не знаете, тетя Шахниса когда вернется?
Женщина замялась, снова внимательно оглядела меня, по лицу ее пробежала тень.
— Значит, говоришь, ты товарищ Абдула? Мне непонятны были ее вопросы. И чего она так? Неужели не внушаю доверия?
— Да, мы были друзьями, учились в одном классе, Я знал и покойного дядю Гадира.
— Понимаю, понимаю… — Женщина сделала щаг в сторону, пропуская меня вперед. — Ну, проходи в дом, чего же во дворе стоять…
— Спасибо, тетя, я пойду. Что поделать, зайду вечером…
Я повернулся и собрался уже уходить, по женщина окликнула меня:
— Не спеши, сынок, зайди все-таки к нам, я должна тебе кое-что сказать.
Неудобно было входить в чужой дом, но и уходить неловко. С надеждой узнать о товарище я последовал за хозяйкой.
В комнате на ветхом диване, стоявшем в углу, облокотившись на подушки, сидела худая старуха с высохшим, покрытым глубокими морщинами лицом и совершенно белыми волосами. Я поздоровался с ней и сел на стул возле накрытого клеенкой стола. Старуха принялась внимательно рассматривать меня.
— Кто этот военный, Хадиджа?
Женщина, пригласившая меня в комнату, склонилась к уху старухи:
— Это товарищ Абдула, мама!
— Да-а-а, — протянула старуха и еще пристальнее стала всматриваться в мое лицо. — А чего он хочет? — Старуха явно не страдала отсутствием любопытства.
— Я его попросила зайти! — снова склонилась к ней тетя Хадиджа: видно, мать слышала, совсем уже плохо.
— А-а-а, — снова протянула старуха и что-то зашамкала себе под нос.
Тетя Хадиджа села напротив меня и вздохнула.
— Эх, сынок, язык не поворачивается рассказывать. Храни бог от такого. Разрушен дом Гадира-киши, весь разрушен… — И по щекам ее покатились слезы.
Этого мне было достаточно. Как заведено, уходит отец — в его доме остается сын, он зажигает свет. В доме Гадира-киши свет зажечь некому. Идя сюда, я так настроился на встречу с Абдулом, и вот тебе на… Значит, тетушка Шахниса теперь осталась совсем одна. Бедная женщина! И мужа, и сына потеряла. Как же ей трудно будет одной! Такое тяжелое время!..
