Гумер повторил содержание письма, ещё раз напомнив, что сегодня же надо выполнить задание.
— Какое?
— Не притворяйся. Шуток Губа не любит.
— Не могу же я туда пробраться кошкой.
— Хоть мышкой стань. Или мухой. Нам до этого дела нет. Губе нужен ключ или отпечаток.
— А если не удастся?
— Пеняй тогда на себя. Нигмату, кажется, тоже не удалось.
Ваня вспыхнул:
— Пусть хоть в могиле он лежит спокойно. Зачем же вы мёртвым спекулируете?
В это время подошёл Харис.
— О чём торгуетесь?
— О курсах, — не растерялся Гумер. — Учиться только шесть месяцев. Зато выпускают шофёров первого класса.
— Где же открываются эти курсы?
— Читай газету… В слободе Восстания.
— А кому нет восемнадцати?
— Это уж кто как сумеет, — сказал Гумер, многозначительно посмотрев на Ваню. — Прощайте, — кивнул он и ушёл от них, посвистывая.
Мальчики отправились ночевать к Пелагее Андреевне.
Этот одинокий дом под железной крышей, сложенный из крупных сосновых брёвен, стоит в самом тихом углу двора, подальше от шумной улицы. Резные карнизы покрашены. Сверху башенка с железным петушком на крыше. Правда, недавно петушка сбросил ураганный ветер. Пелагея Андреевна унесла его в сарай, пристроенный к дому из таких же крепких брёвен, — к своим козам, решив, что вернётся хозяин — приколотит. А Василия Петровича всё нет и нет. Загостил, видать, у сына в далёком Донбассе. Старик в своё время, говорят, был управляющим банка. Он ещё и в последние годы с портфелем под мышкой мотался по городу, ездил в командировки проверять уездные банки. Старик всегда аккуратен, одевается в чистое, глаженое, ходит в новом костюме, в руках — тросточка. С людьми здоровается, чуть приподнимая шляпу. Не пьёт, не курит, в спорах не участвует, но подобно флюгеру, который определяет направление ветра, знает, что где происходит. По субботам ходит в баню, бренчит на пианино. Если кто зайдёт к ним, когда сидит он за столом, обедает, к столу не позовёт, а если обратишься к нему с вопросом, то и не ответит. Правда или нет, но рассказывают про него такую шутку. Будто бы, когда жил он ещё в своей усадьбе, во время обеда зашёл к нему сосед и поприветствовал его. Василий Петрович не ответил, кивнул лишь на стул у двери. А сам, не спеша, продолжал обедать. Прошло около часа. Наконец, обед закончен. Хозяин поковырял в зубах пером и спросил:
— Ну, сосед, что скажешь?
Тот махнул рукой:
— Да вот зашёл сказать, что баня у тебя загорелась. Только, наверно, уже сгорела.
