— Смотри-ка, таки не ушла! — казах Серсембаев восхищённо цокнул языком. — Какая хорошая, верная жена!
— Не ушла, всё ждала. Стояла на берегу, безутешная в своём горе. Пожалела её добрая волшебница и превратила в печальную красавицу ивушку. Говорят и до сих пор стоит она на том месте, тянется ветвями в озеро и роняет в него на заре слёзы. Вот почему и прозвали её плакучей.
Касым замолчал. Молчали и товарищи. Хоть услышанное и было сказкой, почему-то щемило сердце. Все посмотрели на высокую, одиноко стоящую на том берегу иву, которая ближе всех подступала к реке. Скорбная и задумчивая, она, казалось, на самом деле кого-то ждала. И в глазах солдат представлялась то женщиной из сказки, то самым дорогим и близким на свете человеком, который вот так же терпеливо и верно ждёт их далеко отсюда.
— Смотри, смотри! — Серсембаев ткнул локтем Кинжебулатова. — Кто это там?
— Не иначе дочка лесника, кто же ещё? — шёпотом откликнулся башкир и лукаво покосился на друга.
На береговом откосе стояла какая-то женщина. Приложив левую ладонь козырьком ко лбу, она пристально всматривалась в берег, где залегли разведчики, и время от времени что-то кричала.
— Неужели заметила нас? — как всегда в минуту сомнения или решения какого-то вопроса Серсембаев поскрёб подбородок. — Если фрицы следят за ней, то…
В это мгновение порыв ветра отчётливо донёс с того берега крики женщины.
— Оля! Оленька! Золотиночка моя, иди к маме, иди к своей мамочке…
Неожиданно, совсем не с той стороны, откуда их ждали, появились немецкие солдаты. Видно, где-то неподалёку в этих местах у них было убежище — дот или дзот, а может, просто блиндаж. Увидев немцев, женщина сжалась, прикрыла голову руками, но тут же выпрямилась, вскинула кулаки и с проклятиями побежала навстречу гитлеровцам. Те остановились и, указывая на неё пальцами, начали хохотать. Судя по всему — знали её. Но вот один вытащил пистолет. Раздались выстрелы. Женщина, будто не слыша их, шла навстречу пулям. Руки откинуты назад, голова высоко поднята. Сейчас пуля ударит её в грудь — гордую, открытую…
Пуля не ударила. Садист-немец изволил шутить, он просто потешался над тронутой умом женщиной.
— Товарищ командир, разрешите? — Кинжебулатов потянул к себе винтовку. — Я их всех!..
Остальные тоже до хруста в пальцах сжимали оружие.
Лейтенант жестом приказал не шевелиться и ничем не выдавать себя.
— Сердце горит, товарищ командир. Смотрите, как он над ней измывается, гад!
