Стоял конец марта. После заверений Сакса я не сомневался, что он уезжает в Вермонт готовить книгу. То, что Фанни остается в Нью-Йорке, меня не насторожило, — в конце концов, у нее здесь работа, он же и раньше, случалось, жил там один. Почему-то я решил, что в Вермонте он пробудет недолго — месяц, максимум полтора. Чтобы подготовить рукопись из старых произведений, больше и не нужно. Может, подумал я, Фанни к нему еще наведается. Словом, когда Сакс позвонил попрощаться перед отъездом, никаких вопросов у меня не возникло. Я порадовался, что он едет трудиться, и пожелал ему удачи. До скорого, сказал я напоследок. На том и расстались. Уж не знаю, что у него было на уме, но в нашем разговоре не прозвучало и намека на то, что он может не вернуться.
После отъезда Сакса моя голова была занята другими проблемами. Новая книга, беременность Айрис, школьные неурядицы Дэвида, смерть родственников, моих и жены. Так что его отсутствие, в каком-то смысле, я воспринял с облегчением. Весна пролетела быстро. Жизнь в деревне явно пошла ему на пользу. Раз в неделю мы созванивались, и голос его звучал бодро. Он начал новую вещь — событие знаковое, можно сказать, поворотное. После этого я позволил себе полностью расслабиться. Даже когда он стал оттягивать свое возвращение, на месяц, на два, на три, меня это не насторожило.
Сакс в норме, он снова пишет, сказал я себе, значит, не о чем беспокоиться.
В ту весну мы с Айрис несколько раз виделись с Фанни. Я могу вспомнить по крайней мере один совместный ужин и один бранч,[18] не считая походов в кино. Скажу откровенно, никаких признаков озабоченности или напряженности в ее поведении я не заметил. Да, о Саксе она говорила мало (и это в принципе должно было меня насторожить), но, когда все-таки заходила о нем речь, в ее голосе слышались нотки удовлетворения и даже радостного возбуждения: он пишет новый роман, кто бы мог подумать! На этом фоне заброшенная книга эссе уже не имела значения. Он пишет запоем, сообщала она, а ест и спит урывками. Эти сведения (возможно, преувеличенные с его или ее стороны) делали дальнейшие вопросы излишними. Ни Айрис, ни я ни разу не спросили, почему она к нему не выбирается. Ответ был очевиден. Наконец-то он с головой ушел в работу, и она боится спугнуть вдохновение.
На самом деле Фанни просто не пускала нас в душу — заодно и Сакса, что важнее. Сидя в своем Вермонте, он, похоже, знал не больше моего о том, какие мысли у нее в голове. Конечно же, она не рассчитывала, что этот разъезд в корне изменит ситуацию. Пока Бен был рядом, теоретически еще оставались какие-то надежды, но после того, как он погрузил свои вещи в машину и уехал в эту глушь, она поняла, что между ними все кончено. Может, не сразу, а через неделю-другую. Он не стал ей безразличен, она по-прежнему желала ему добра, но видеть его, говорить с ним, предпринимать новые шаги для спасения семьи — всякая охота пропала. Они договорились, что оставляют дверь открытой, но теперь, кажется, исчезла сама дверь, осталась глухая стена. Мириться с тупиковой ситуацией Фанни больше не могла. Она перестала считать себя замужней женщиной, отныне ее жизнь была ее личным делом.
